осколками слов.
– Нищий продавец заботится о том, как плохо ему будет богатым!.. Ты ведешь себя так, словно можешь урвать богатство в любой момент!
– Думаю, что да.
– Каким это образом?
– В том-то и проблема.
– Ты понятия не имеешь, что делать, иначе давно бы это сделал! Ты блефуешь! Ты всегда блефуешь!
Желание ранить порождает ярость. На меня накатила волна гнева. Мерзкие, гнусные слова поднялись из темных глубин будто яд.
– Смотри! – воскликнула Мэри. – Вон там! Видел?
– Где? Что?
– Мимо дерева и прямо к нам во двор!
– Мэри, что это было? Скажи! Что ты увидела?
В сумерках я заметил заигравшую на ее губах улыбку – ту самую потрясающую женскую улыбку. Ее принимают за мудрость, но это не совсем то, ведь если есть понимание, то мудрость становится не нужна.
– Ничего-то ты не видела, Мэри.
– Белку видела, но она убежала…
Я обнял ее за плечи и притянул к себе.
– Давай-ка прогуляемся вокруг квартала.
И мы двинулись в ночь, не говоря ни слова, ведь слова были нам ни к чему.
Глава 8
В детстве я активно охотился на мелких зверюшек и с удовольствием их убивал. Кролики и белки, небольшие птицы, а позже и утки падали на землю искореженными ошметками костей, крови, меха и перьев. Во мне не было ни ненависти, ни злобы, ни чувства вины, мной двигала лишь дикарская изобретательность. От жажды убийства меня избавила война – я уподобился ребенку, объевшемуся сладостей. Ружейный выстрел больше не казался мне воплем неистового блаженства.
В начале весны к нам стала наведываться с визитами пара бойких кроликов. Особенно им полюбились садовые гвоздики Мэри – они объедали их под самый корень.
– Избавься от них, – велела Мэри.
Я достал свое охотничье ружье двенадцатого калибра, липкое от смазки, и отыскал несколько старых толстых патронов с дробью под номером пять. Вечером я сел на заднем крыльце и уложил обоих кроликов одним выстрелом. Потом зарыл пушистые комочки под старой сиренью, и в животе у меня заворочалась тоска.
Убивать я совершенно отвык. Человек привыкает ко всему: к массовым убийствам, захоронениям или даже казням; когда привыкаешь, дыба и клещи становятся просто рабочими инструментами.
Подождав, пока дети лягут спать, я сказал:
– Пойду немного прогуляюсь.
Мэри не спросила, куда и зачем я иду, как сделала бы всего пару дней назад.
– Ты надолго?
– Нет, не очень.
– Дожидаться тебя не буду – спать хочу, – заявила она.
По-видимому, она выбрала направление и успешно шла вперед, в отличие от меня. Я все еще расстраивался из-за кроликов. Вероятно, после того, как что-нибудь уничтожишь, вполне естественно попытаться восстановить равновесие, что-нибудь создав. Но разве именно это двигало мной тогда?
Я с трудом добрался до вонючей конуры, где жил Дэнни Тейлор. Возле полевой кровати на блюдечке горела свеча.
Дэнни пребывал в плачевном