тон охранника стал угрожающим.
– А вот хамить мне не надо, – прищурился Костя, – могу и в торец дать.
Охранник двинул челюстью, явно собираясь ответить, но женский голос из-за двери палаты окликнул его:
– Олежек, мы всё! Можешь меня забирать.
Верзила глянул на Радонева исподлобья. Бросил:
– Живи.
И, повернувшись, вошел в палату. Шагнув вслед за ним, Костя увидел Серебрянскую – та сидела в кресле, протягивая руку навстречу телохранителю. Тот взял ее ладонь.
– Я здесь. Домой поедем?
– Придётся, Олежек, – она сморщила нос и страдальчески добавила: – Мне ещё на репетицию. Пряниш запланировал гастроли по Европе. И хоть приближаются они со скоростью дрезины, форму терять нельзя.
Костя кашлянул, привлекая внимание:
– Кх-м… Добрый день, Майя, меня зовут Константин. Лера, еще раз здравствуй, я принес тебе телефон. Вдруг что-то понадобится, надо быть на связи.
Майя повернулась к нему:
– Ого, наша Лера уже обзавелась поклонником?! А я-то переживала! Ведь Савва наш Аркадьевич сказал, что она тут совсем одна.
Пожалуй, Костя впервые был рад тому, что Лера не может увидеть его лица. Чувствуя, как жар дурацкого, юношеского стыда ползет по щекам, он не знал, что ответить. Ситуацию спасла Лера:
– Майя, у нас с Костей длинная история, – улыбнулась она. – Он настоящий джентльмен, и не смог бы оставить меня здесь одну.
– Виват джентльмену! – воскликнула Майя. – Как погода в Лондоне? Гарцуют ли по туманному Гайд-Парку гвардейцы её величества? – и, сменив шутливый тон на серьезный, попросила: – Кость, а вбей мой номер в телефон Леры! Мы будем созваниваться. Я страсть как люблю поболтать!
Глава 11
Прокравшись в свой кабинет, Савва Аркадьевич Шерман почесал живот, поёжился. От модной шёлковой пижамы, что Любаша привезла из Испании, шла прохлада, но скользкая, неуютная, будто ходишь голышом. Впрочем, если бы он не надел эту пижонскую вещицу, жена обиделась бы смертельно. А ссориться не хотелось.
Повернув бронзовый ключ антикварного бюро, Шерман достал графинчик смородиновой наливки и рюмочку на длинной ножке.
– А не набулькать ли уставшему продюсеру капелек двадцать-сорок-сто? – промурлыкал он, наполняя рюмку пахучей тёмно-бордовой жидкостью. И ответил сам себе: – Набулькать, господин хороший, да с горочкой!
Он уселся на коричневый диван, обитый грубой кожей, и блаженно скрестил толстые ножки. Медленно, со смаком, выпил рюмочку. Прищурив глаз, глянул сквозь неё на свет: тонкие грани хрусталя пересекались, образуя хитрый узор. Бордовая капля лежала на дне, источая терпкий аромат лета.
– Уфф, хороша, зараза! – благодушно похвалил Шерман и поднялся с намерением повторить. Но звонок телефона, брошенного на краю стола, рассеял очарование момента. Продюсер напрягся: рингнтон был офисный, а из офиса по субботам просто так не звонили.
– Савва Аркадьевич, извините, – голос секретарши Риточки звучал испуганно, –