уверена?
– Уверена. Если твоя жирная жопень не слопает все наши таблетки.
Жирная жопень – это она о прошлом. Теперь жира не осталось. Жир имеется, когда можешь есть твердую пищу.
– Ну, два так два, – кивнул он сам себе. – И делаем отсюда ноги.
Последние полгода они вдвоем скапливали медикаменты. Скоро их будет достаточно, чтобы продержаться пару недель, прежде чем возникнет нужда в подпитке.
Этих двух недель на осуществление задуманного должно хватить с лихвой.
– Ты боишься? – спросила она.
– Уйти? Или выполнить то, что задумали?
– И то, и это.
– Вот уж нет. Я только этим и живу.
– Я тоже.
Он поднялся и, переждав, когда боль слегка уймется, заковылял к двери.
– Всего два дня, Дональдсон.
– Два, Люси. И выходим за этой сукой.
Остатки его лица сложились в мертвенный оскал.
Джек Дэниэлс, а вот и мы по твою душу…
Люси
30 марта, днем ранее
Заслышав наконец стук в дверь, Люси чутко открыла свой единственный глаз и села на кровати. Несколько мелких вдохов в ожидании, что головокружение уймется, оказались напрасны. Легкая дурнота в голове никуда не делась – видимо, из-за кодеиновых нашлепок, сразу трех. Не иначе. Такая доза способна оглушить и изрядных размеров собаку. Ну а Люси, для которой обезболивающее важнее кислорода, от нее лишь чуток штормило. Обычно она обходилась двумя пластырями. Боль они не купировали (ее не брало ничто), но по крайней мере, с ними можно было думать не только о ней, получалось заснуть, а иногда и видеть сны. Сегодня ночью пластырей было три, потому что наконец-то, после трех лет, она собиралась выбраться наружу. А это означало движение, ходьбу. Скинув с края кровати худющие как спички ноги, Люси подошвами ощутила холодный линолеум.
Он постучал снова, нетерпеливый засранец. Можно подумать, она сейчас птахой спорхнет с койки и подлетит к двери. Ведь знает же, сволочь, что для нее это работа.
Медленная, мучительная.
Тяжелей всего были первые два шага (кто-то словно вгонял в ноги раскаленные спицы), но с пятым-шестым она уже приноровилась одолевать шквалистое море боли. Валкими, медлительными шагами одолев пространство комнаты, она приблизилась к двери.
Единственный свет исходил от уличного фонаря за окном; ущербно сеясь через стекло, он толстыми черными полосами прокладывал по полу тени от прутьев решетки.
К двери Люси подобралась уже такой измотанной, будто только что пробежала длинную спортивную дистанцию.
Дверь оказалась не заперта (их дурной ангел это предусмотрел), и она своей трехпалой птичьей лапой повернула ручку.
В тусклом свете коридора возле двери стоял Дональдсон, опираясь на кресло-каталку. Без своей стойки для капельницы он смотрелся почти голым. Капельница, а также больничные халаты с тесемками на спине делали их похожими на оживших мумий.
– Чего так долго? – прошипел он.
– Хорошо