место, выглядящее наиболее уязвимым в позвонке. Когда я заканчиваю поглощать, первый полый мешок до краёв наполняется нервной тканью.
Скептически оглядываю тело. Во второй полый мешок всё не влезет, несмотря на то, что по размерам он больше первого. Крупный попался экземпляр, жаль, если пропадёт. Через некоторое время мой яд растворит кожу, и жидкость, когда-то бывшая его внутренностями, выльется на пол. Кокон задержит этот процесс, но ненадолго.
Аккуратно, стараясь не повредить оболочку, я протыкаю её хоботком и начинаю поглощать. Люди находят удовольствие в процессе употребления пищи, выстроив из гастрономических пристрастий определённый культ со своими устоями и ритуалами. В христианской традиции чревоугодие даже возведено в рамки одного из главнейших грехов. Этой религии, вообще, свойственно запретительное отношение почти ко всем вещам, которые привлекают людей. Высасывая переваренные останки самца, я задумываюсь, не делает ли осознание своего грехопадения в момент совершения греха более увлекательным этот самый грех. Интересная мысль. Человечеству свойственно созидать псевдоморальные стены, а потом самозабвенно биться в них головой.
У меня же нет вкусовых рецепторов во рту, поэтому удовольствия от приёма пищи я не получаю. Мои вкусовые рецепторы расположены в районе конечностей. Как и почти все органы чувств, кроме зрения. Но, опять же, я не смогу ответить – вкусный был самец или нет. Смогу лишь с уверенностью сказать, что съедобный.
Наполнив мешок, сажусь в кресло и замираю. Чувство времени оставляет меня, и я сосредотачиваюсь на окончательном переваривании. Вижу всё словно в ускоренной съёмке. Кокон постепенно оседает, ткань темнеет. Лицо самца утрачивает форму, становясь похоже на некачественно сделанную латексную маску. Один глаз заплывает, а пустая глазница распахивается шире, словно он мне подмигивает. Когда содержимое мешков переварилось, меняю метаболизм, возвращая нормальную скорость течения времени. В подвале дома находится причина моего существования – кладка. Это ещё несколько коконов, которые я закрепила на полу, в самом дальнем от лестницы углу подвала. Они любят прохладу. Спустившись, я осторожно разрезаю ткань и вглядываюсь внутрь, хотя и так прекрасно знаю, что там. Внутри около двадцати яиц. Это носители генома. Сейчас яйца находятся в анабиозе, но я собираюсь индуцировать развитие.
Аккуратно срыгиваю содержимое из полых мешков, затем добавляю секрет одной из моих многочисленных желёз. Хотя содержимое мешков и является пищей для носителей, это скорее послание, которое им нужно впитать и пронести в себе всю свою короткую жизнь. Добавленное вещество достаточно токсично, поэтому из двадцати яиц неповреждёнными окажется лишь несколько. Но даже из оставшихся яиц никто не вылупится – их заберёт другой-из-нас, Рутей. Яйца он передаст непосредственно Совокупности. Они вольются в неё, сообщая информацию, извлечённую