были утрачены в уже набиравшей обороты войне с Арменией.
Чтобы завершить описание этой картины и моего собственного настроения, скажу, что у меня не было ощущения тяжкого бремени, – вместо этого я видел перед собой целую вереницу древних мореплавателей. Будущее собственных стран они видели в довольно мрачном свете – все ожидали гражданскую войну. Азербайджанцы считали (причем вполне верно, поскольку так и вышло), что скоро они будут сражаться друг с другом точно так же, как они сейчас воюют с армянами, а некоторые убежденно говорили, что независимость не продлится долго, что Москва скоро восстановит свою власть. Мне встретился всего один азербайджанец-оптимист, даже слишком оптимист – дыша в меня пивным перегаром, он стал проклинать Запад за поддержку армян: «Вы всегда ненавидели нас, мусульман, и хотели уничтожить нас! Но подождите! Подождите! Следующий век будет тюркским! Сначала мы уничтожим армян, а затем завоюем вас и будем править всем миром!» – и так продолжалось до того момента, пока его не увели его же спутники.
Что же касается русских, то они казались оцепеневшими и озадаченными. Больше всего они боялись голода, что во время той мрачной и хаотичной зимы 1992 года выглядело реальной возможностью. Во многих местах отчаянно не хватало продуктов, и очереди за ними были устрашающими даже по советским меркам. «Я пережила войну и голод после войны, – сказала мне Людмила Александровна. – Теперь нам, похоже, снова придется терпеть голод. Но всё же, даже если придется голодать, лучше, если это будет среди своих».
Если картина России 1990-х годов, изображенная в этой книге, мрачна, стоит помнить, что всё могло быть гораздо хуже. Осуществленное Егором Гайдаром спустя несколько недель после описанной поездки[14] освобождение цен было в такой же степени чрезвычайной реакцией на коллапс поставок в города необходимых продуктов, сколь и запланированной основой свободных рыночных реформ.
Абсолютная моральная сумятица и физическая нищета той зимы, когда почил Советский Союз, может отчасти объяснять главную тему этой книги – апатию простых россиян в ответ на утрату империи, военное поражение, унижение на международной арене и беспрецедентное воровство их собственных правителей. В психологическом смысле россияне уже коснулись самого дна. В ходе президентской кампании 1996 года бубнеж проельцинских СМИ о голоде и страданиях при коммунистической власти оказался столь результативным отчасти потому, что в 1991–1992 годах многие ощущали, что снова оказались перед угрозой голода и массового насилия между самими россиянами – и эти призраки могли вернуться вместе с возобновившимися экономическими бедствиями 1998 года.
Но поезд Баку – Грозный, хотя и напоминал самый нижний круг ада, олицетворял собой и кое-что еще: то, как советская инфраструктура продолжала функционировать и тем самым поддерживать население, отчасти благодаря стойкости и остаточному чувству долга некоторых из тех, кто ее обслуживал. Это