А я смотрю вперед. Потому обязан предупредить. Воздержись от поспешной женитьбы. Это нам сейчас ни к чему. Да и как ты собираешься содержать семью? У тебя нет ни работы, ни денег, ни жилья. Ничего своего. Рассчитываешь на мою помощь?
Рэдклиф резко обернулся. Артур по-прежнему молчал, уставившись в пол. Слушали ли?
Отец подошел почти вплотную, заложил руки за спину, будто боялся не сдержаться и ударить.
Нет, ударит его по-другому.
– Давай решим вопрос следующим образом. Дадим девушке денег в качестве компенсации за неосуществленные надежды, и ты немедленно с ней порвешь. – Сын не ответил. Отец возвысил голос. – Предупреждаю. Если пойдешь против меня и сделаешь по-своему, поддержки не жди. Лишу наследства, не задумываясь.
Артур побледнел. Он услышал именно то, что ожидал и чего боялся. Где-то вдалеке он понимал: отец, со своей стороны, прав, а угроза лишить наследства и фактически изгнать из семьи – его последняя попытка повлиять на сына. Угроза не пустая, она больно резанула слух, но не лишила мужества сопротивляться. Пришло время выложить последний аргумент, хотя он уже вряд ли что-нибудь изменит.
Сын вскочил, уставился отцу прямо в глаза.
– Я не могу бросить Эсмей. Люблю ее. И у нас будет ребенок. Я не собираюсь становиться двойным предателем, – сказал и, не дожидаясь ответа, зашагал к выходу.
Вслед летели жёсткие, жестокие слова, которые хлестали, как плеть:
– Вон отсюда! Не смей больше переступать порог моего дома! Забудь, что у тебя есть отец! С этого дня не получишь ни пенса! На наследство не рассчитывай!
Вскоре Артур и Эсмей поженились. На церемонии в церкви присутствовали двое свидетелей: со стороны жениха его старший брат Виктор, со стороны невесты тетя Морин, пожилая женщина, чистокровная цыганка. Она была дальней родственницей Эсмей по линии матери, о существовании которой девушка узнала совсем недавно. О ней чуть дальше в нашем повествовании.
Итак, молодые обвенчались и зажили в законном браке. Жизнь потихоньку налаживалась. Артур успешно окончил университет и устроился помощником адвоката в крупную юридическую контору. Эсмей продолжала работать в «Глории». Когда стала заметна беременность, Огилви незамедлительно ее уволил – его театру не нужны артистки в «интересном положении».
Эсмей ни капли не расстроилась. С той же отдачей, с которой посвящала себя театру, она посвятила себя мужу и с нетерпением ждала появления ребеночка. Нашила распашонок, ползунков, кофточек, шапочек столько, будто ожидала родить тройню. Во всех комнатах, в том числе на кухне, Эсмей разложила крохотные одежки, чтобы они напоминали будущим родителям о скором пополнении в семействе.
В начале февраля родилась девочка Джоан, и круг «любовь – семья – дитя» замкнулся. В их скромном доме, в их маленькой семье поселилось большое счастье.
К сожалению, длилось оно недолго.
Через пять лет Эсмей сильно простудилась