он. – Знаешь что. Попрошу нашего семейного доктора прийти осмотреть твою маму. Мистер Гринберг – профессор, как раз специализируется на сердечных болезнях.
Мистер Гринберг пришел через неделю и после тщательного осмотра сообщил:
– У миссис Смит тяжелая сердечная патология в запущенной стадии, осложненная глубокой депрессией. Она потеряла интерес ко всему внешнему, в том числе к собственному состоянию. По-моему, она просто устала жить. Когда пациент перестает бороться, медицина бессильна. На данный момент мой прогноз неутешителен. Если ничего не измениться в настроении миссис Смит, боюсь, вам придется готовиться к худшему.
Ада умерла второго января, ночью, во сне. Организацию похорон взял на себя Артур. Ему не пришлось отпрашиваться с учебы, в Оксфорде как раз были каникулы. В театре Эсмей получила небольшую финансовую помощь и неделю отпуска.
Смерть Ады сильнее сблизила молодых людей.
В день похорон стоял необычно крепкий для восточного побережья мороз. После церемонии на кладбище Артур и Эсмей, уставшие, замерзшие, вернулись домой. Что делать? Что говорить? Неизвестно. Сели на диван в как-то сразу опустевшей гостиной, обнялись, уставились на каминный огонь. Огонь с морозом не справлялся, в комнате царил всепроникающий холод. Его усугубляла тишина, которую нарушали горящие дрова – они умирали с веселым треском.
Артур смотрел на объятую горем Эсмей, и думал, что вряд ли он так же опечалится на похоронах собственных родителей. Скорее всего, они тоже не испытали бы печали, если бы потеряли сына – преданность традициям задавила у них человеческие чувства.
Эсмей крутила в руках белую розочку из крахмального полотна, которую смастерила Ада, она собиралась сделать их несколько – для свадебного венка на голову дочери. Не успела. Почему так несправедлива жизнь: одним дает все, у других все отнимает…
Нет, не всё. Эсмей взяла руку Артура, она была теплая, родная – поцеловала его ладонь, забралась с ногами на диван, положила голову на колени Артура. С ним хорошо. Покойно. Ада сказала «держись за него». Да, будет держаться…
День клонился к вечеру. Сумерки сгустились и быстро превратились в темноту. Только отблеск каминного огня освещал комнату, но вставать зажигать свечи не хотелось. Потому что будет видна пустота дома, который остался без хозяйки. В голове Эсмей была такая же пустота – черная и тяжелая, как глыба, она придавила, выжала силы и слезы.
Ада умерла на ее глазах, но мозг отказывался верить. Слишком страшно было настоящее, слишком светло недавнее прошлое, когда она не знала забот, и каждый день сияло солнце. Вспомнились картинки детства. Вот пришла к отцу в кузню, он смастерил для нее колечко. Эсмей побежала показать матери, споткнулась о порог, упала. Разбила коленку, потеряла кольцо – двойное горе. Разревелась. Ада выбежала, принялась успокаивать. Приговаривала:
– Не плачь, девочка, до свадьбы заживет.
А сама не дожила до ее свадьбы. Да вряд ли