не осудит. Юнхелине медленно повернулась к старшему сыну и тихо сказала: не смей говорить, что мне делать. Сантиф быстро отнял руку от её плеча и сделал шаг в сторону. Позови Акле, пусть поможет мне одеться подобающим образом, а сам наточи нам всем ножи, пусть Плут тебе поможет, если он вообще помнит, что такое работать руками. Сантиф коротко кивнул и пошёл за женой.
Юнхелине подошла к окну, глядя, как над заливом плывут алые монгольфьеры морского дозора, два ярких пятнышка над серой поверхностью безжалостной воды, играющей всеми отблесками серебра и стали. За стеклом послышался характерный гул, Хрисиф Плут аккуратно разворачивал аэрокаб метрах в трёх над землёй, подавая его к материному крыльцу. Тормозные струи ударили в снежную тающую кашу, выбив из неё облако пара и обнажив ноздреватый серый бетон посадочного места. Над чёрным полированным носом аэрокаба плясало горячее марево. Юнхелине снова вспомнила о том, что совсем скоро придёт лето, но Хрисан… Хрисан его не увидит. Она до боли закусила пухлую тёмную губу и зажала пальцами складку кожи над переносицей, чтобы не разреветься и не рухнуть обратно на пол.
Не плачь, мама Юне, раздался сзади голос её старшей невестки Акле и узкая ладонь легла на вздрагивающее плечо Юнхелине. Я принесла тебе покрывало, люди уже собрались внизу. Юнхелине повернулась к невестке и вгляделась в её тёмно-зелёные, почти карие глаза, окружённые сеточкой ранних морщин: Акле, ты никогда не плачешь? Нет, мама Юне, я люблю поплакать, только больше не могу. Не выходит. Он больше не бьёт тебя, спросила Юнхелине, кивнув головой в сторону двери и очевидно намекая на Сантифа. Нет, мама Юне, легко соврала Акле. Пойдём во двор.
Она набросила на коротко остриженную голову свекрови белоснежное траурное покрывало, второе такое же надела сама и проводила Юнхелине вниз по скрипучей лестнице. Ступени скрипят, всё разваливается, всё летит к чертям, ох, Зиз и Махемоф, бормотала Юнхелине, в доме столько народу и некому поменять ступени? Скоро весь дом разойдётся по швам, по щепочкам. Акле, придержи меня за плечо, я сейчас упаду, давай постоим немного, мне нужно подышать. Как скажешь, мама Юне, ответила невестка и обняла Юнхелине, помогая ей удерживать равновесие.
Женщины, наконец, закончили бесконечный спуск по лестнице и вышли на крыльцо. Около пятисот резчиков с жёнами и детьми, все люди клана, не ушедшие в море и на разведку, опустились на правое колено и приложили руку к сердцу в знак верности. Юнхелине обвела взглядом склонённые головы и сказала железным голосом: сегодня погиб не просто мой сын Хрисан, прозванный Красавчиком. Сегодня погиб член славной семьи резчиков. Я клянусь, что убийца умоется своей кровью. Я не успокоюсь, пока не найду виновного. Я, избранная кане нашей большой семьи, говорю вам – ни один резчик не может умереть неотмщённым. Толпа одобрительно загудела. Юнхелине незаметно сглотнула подступающие слёзы и продолжила: я прошу вас надеть траур вместе со мной.