таким же глиняным забором «уголок для раздумий».
– Позавтракаем в пути, – коротко бросил ему Мулло, взяв под узду первую из двух навьюченных объемистыми вьюками лошадей. Вторая была привязана к седлу первой длинной веревкой.
– Вообще-то я на лошадях не очень, – предупредил Мулло Закия Никита.
– Мы на них не поедем, – отрезал хозяин, – трое суток по горам ни один конь не выдержит – если будет еще человека везти. Они и так немало на себе несут.
– Ну и хорошо, – вслух обрадовался полковник.
Уже через пять минут, как только недлинная кавалькада миновала последний глинобитный дом, он показал на яркий огонек костра, оставшийся за противоположной околицей кишлака:
– Там меня люди ждут. И не только они. Искать будут.
– Пусть ищут, – пожал плечами Мулло…
Эти трое суток запомнились бесконечными спусками и подъемами на склоны гор; отвесными стенами ущелий и ледяными даже на взгляд потоками неглубоких, но стремительных горных речек, которые приходилось форсировать, все же вскарабкавшись на лошадь. Дело, в общем-то, оказалось нехитрым, но полковник резонно предположил, что протрясись он в седле, которыми были «оборудованы» лошади, хотя бы полдня… Так же он с немалым удивлением понял, что прошел эти дни по совсем нелегким тропам на удивление успешно. И даже ноги, чуть гудевшие к исходу первого дня путешествия, к его окончанию, кажется, даже требовали продолжения пути. Но Мулло, чья спина маячила перед глазами все эти дни, вдруг остановился, и сказал:
– Все! Пришли.
Уже вечерело, и Никита Владимирович шагнул вперед, остановившись рядом с проводником, который застыл – словно наткнувшись на непроходимую прозрачную стену.
– А ведь действительно, стена, – протянул негромко Черных, проведя перед собой рукой.
В ладони как-то сам собой оказался ножик, купленный за триста двадцать восемь рублей. Лезвие словно прорезало эту стену, подобную пузырю, а сквозь пальцы, сомкнутые на рукояти, было видно, как налились внутренним интенсивным светом ярко-алые и темно-вишневые сейчас, в вечерней полутьме, полосы.
Позади негромко охнул Мулло. Ножика, который полковник держал перед собой, он видеть не мог.
– Значит, – решил Никита, – так он отреагировал на новое действующее лицо этой вечерней пьесы.
Из тьмы узкого ущелья, от каменной отвесной стены отделилась темная тень, которая с каждым шагом принимала обличье обычного человека.
– Нет, не совсем обычного, – констатировал полковник, когда хозяин здешних мест остановился напротив, в двух шагах.
Чернов поклонился – не низко, но достаточно уважительно.
– Добрый вечер, – приветствовал он хозяина, – я по объявлению. Меня зовут.
– Я знаю, – изобразил ответный поклон незнакомец, отвечая на чистом русском языке, – полковник Чернов Никита Владимирович, человек, который потерял