always lofty noble feelings,
The impulses of virgin dream
And charming ease in high esteem.
X
He song the love to love devoted,
His lyric tongue was pure and bright,
Like dreams a virgin openhearted,
Like sleeps a newborn, like at night
The Luna in the sky is shining,
Goddess of mystery and sighing.
He song sad parting and deplored
An obscured something in remote.
Romantic roses glorifying
He song the countries far away,
Where being in a dream one day
He shed the alive tears in quiet;
He song the withered being cold
And was not, yet, eighteen years old.
XI
В пустыне, где один Евгений
Мог оценить его дары,
Господ соседственных селений
Ему не нравились пиры;
Бежал он их беседы шумной.
Их разговор благоразумный
О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне,
Конечно, не блистал ни чувством,
Ни поэтическим огнем,
Ни остротою, ни умом,
Ни общежития искусством;
Но разговор их милых жен
Гораздо меньше был умен.
XII
Богат, хорош собою, Ленской
Везде был принят как жених;
Таков обычай деревенской;
Все дочек прочили своих
За полурусского соседа;
Взойдет ли он, тотчас беседа
Заводит слово стороной
О скуке жизни холостой;
Зовут соседа к самовару,
А Дуня разливает чай,
Ей шепчут: «Дуня, примечай!»
Потом приносят и гитару:
И запищит она (бог мой!).
Приди в чертог ко мне златой!..
XI
In wilderness, where Eugene only
Could value his romantic gifts,
He didn’t like visit local landlords,
Who entertained themselves by feasts.
And he kept off their noisy sessions
And the judicious conversations
About haying, taste of wine,
About dogs and kin of mine.
They didn’t excel neither by feeling,
Nor by poetic charming flame,
Neither by wittiness of brain,
Nor by the art of common living.
But conversations of their wives
Were even worse and much less wise.
XII
Vladimir being rich and handsome
Was cared as bridegroom candidate,
It is a countrymen’s convention:
Search for a daughter a good mate.
He just comes in and is attacked
By the suggestions hinted at
The boredom of unmarried life
And pleasantness of a nice wife.
They call him to a samovar,
Where Dunya pours a cup of tee,
They whisper: “Dunya, do you see!»
And after bring her a guitar:
And she begins to squeak (my God!)
Come to my chamber made of gold!
XIII
Но Ленский, не имев конечно
Охоты узы брака несть,
С Онегиным желал сердечно
Знакомство покороче свесть.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом,
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.
XIV
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
Сноснее многих был Евгений;
Хоть он людей конечно знал
И вообще их презирал, –
Но (правил нет без исключений)
Иных он очень