она тихонько напевала малышу нежным голосом.
Не отрываясь, совершенно завороженный, Роджер смотрел на них. Боясь спугнуть ее, он даже затаил дыхание. Он не знал, как долго простоял вот так – окаменев, не решаясь нарушить их уединения.
Словно почувствовав его присутствие, Изабель вскинула голову. Лицо ее озарилось улыбкой – нежной, как и ее песня; изумрудные глаза заискрились. Она отняла ребенка от груди и протянула его Роджеру. Горячая волна ударила ему в голову; качнувшись вперед, он вытянул руки – чтобы принять дитя.
И тут чья-то тень заслонила свет. Он беспомощно заморгал, вглядываясь в широкую спину подступившего к Изабель высокого мужчины. Она запрокинула к нему сияющее лицо – никогда еще не видел он ее такой счастливой! Мужчина принял ребенка; смеясь, поднял его высоко над головой. Роджера словно хватило молнией: с лица малыша, как две капли воды похожего на мать, смотрели большие голубые глаза – его, Роджера, глаза!
Прокатившаяся по его телу волна всепоглощающей ярости ударила в голову; он шагнул вперед, чтобы отнять своего сына у незнакомца. Уловив его движение, тот обернулся – и Роджер уставился в лицо Лэнгли.
Англичанин прижал малыша к своей широкой груди; в серых глазах его зажглось пламя ликующего торжества.
– Он мой, де Бек, – исторг он тихий, победный смех. – Как и та, что дала ему жизнь!
Внезапный вихрь закружился перед Роджером, застив все вокруг. Он хотел разогнать густые свинцовые клубы – и не смог пошевелиться. Хотел закричать – голос не повиновался ему. Когда мрак рассеялся – так же неожиданно, как и возник – он вновь увидел англичанина: тот был совсем рядом, нависая над ним своим массивным телом и загораживая сидевшую на постели Изабель. Мальчика в его объятиях уже не было; теперь он сжимал в руке длинный, остро отточенный кинжал – на сверкающем лезвии ослепительными искрами вспыхивали голубые молнии. Не позволяя Роджеру опомниться, англичанин, резко взмахнув рукой, нанес удар.
– Ты заслуживаешь лишь смерти, – горячее дыхание Лэнгли обожгло ему лицо. – Но разве может умереть тот, у кого нет сердца?
Оружие рассекло грудь де Беку, но он не почувствовал боли – и не увидел крови. Исступленный взор его погрузился в заполнявшую его тело черную пустоту в безуспешной попытке разглядеть в мрачной бездне свое сердце. В безумном порыве убедиться что проклятый англичанин лжет, он сунул руку в зиявшую рану. Но как только рука его оказалась внутри, приступ невыносимой боли пронзил его – широко раскрыв рот, он душераздирающе закричал…
* * *
– Милорд? Милорд!
Де Бек вскинулся на постели. Над ним склонился полуголый Рис Гриффид со свечой в руке; мерцающий огонек высвечивал из тьмы ночных покоев его встревоженное лицо. Другой рукой сквайр придерживал наспех обмотанную вокруг бедер рубаху.
Роджер дышал тяжело и хрипло, жадно хватая ртом воздух. Очаг