домовая церковь с алтарём, освящённым в честь Антония Падуанского, и, по словам Антоне, Меле после разлуки с женой Агицей много средств потратил на её реставрацию. По первому впечатлению, всё это казалось странным, однако странного ведь ничего не было: будучи мусульманином, старик самым естественным образом заботился о молельне и другой линии предков, чья кровь текла в жилах его многочисленного потомства. В кого и как верил он сам, мне так и не открылось. Словом, всё смешалось в доме Lazzari.
Первый взгляд во внутренность антикварной лавки видит только кучу хлама, никчёмного старья: предметы как бы сливаются в нечто однородное. Но стоит выдернуть какой-нибудь из этой кучи малы, как он обретает такую яркую индивидуальность, будто вот только сейчас явился на свет.
Именно так и вышло с моей тарелочкой. Даже поставленная на стол произвольно, вещица эта уже создавала атмосферу, которая радовала глаз. Назначение её было многоцелевым: сюда можно было или положить варенья, или насыпать фисташковых орехов, или, на худой конец, обратить её в пепельницу, на что я всё же не решился, временно поставив на неё коробочку кардиомагнила.
Как-то я возвращался на машине из Котора и на повороте у больницы мне попался согбенный старик с поднятой рукой. Час был поздний. Нам явно было по пути, ибо дорога здесь одна.
Взявшись его подвезти, я вёл машину с особенным вниманием, каждую секунду ожидая знака остановиться. Но вот мы уже проехали Богородичный храм, и магазинчик «Дадо», и показался санаторий «Врмац», а попутчик сидел спокойно. Я уже подумал, что он живёт где-то во Врдоле подальше моего проулка, но тут он, наконец, указал на старый млин «za masline». Это оказалось его жилищем, а сам он и был Меле.
Тронутый моим неравнодушием, Меле пригласил меня на кофе, и я, приняв в соображение соблазнительную специфику его обиталища, не нашёл причин отказаться.
Не знаю, как обстоят дела в других краях, но у балканских мусульман, да и не только у них, питьё кофе таит в себе некоторые сакральные черты, иными словами, носит символический характер. Кофе сопровождает заключение всякого договора, и в том случае, если кофе выпит и чашки пусты, то назад дороги нет, и кто осмелится её искать, тот обречёт позору себя и свою породицу. Но чаще всего церемония эта – всего лишь дань уважения и повод к приятному общению.
Любезное приглашение Меле дало мне хороший повод получше разглядеть собранные у него предметы, на которые в первый мой приход взглянул по большей части мельком.
Только сейчас я заметил заставленный всякой всячиной и самый млин: он представлял собой круглую каменную чашу-колодец, в которой утопал каменный жернов, приводимый в движение вращением горизонтально укреплённого над ним колеса.
В углу одна на другой лежали военные каски: самая нижняя была австрийская, на ней каска периода королевства, потом каска вермахта и, наконец, югославской армии. Эти утерявшие своё время предметы столь наглядно демонстрировали быстротечность эпох, что только сейчас