по вселенной словно ток.
Молитва – квинтэссенция страданий. Их произносят лишь мучимые тоской. И страхом. Болью и раскаяньем. Молитва – символ человеческого горя. Беспомощности и беды жестокой.
Сколь горько слышать мне сей скорбный плач вселенной! Невыносимо грустно мне осознавать, как унывают жители планет подобной вашей. Где человек разумный отчего-то сник и слышен мне лишь плач – не крик. Не громогласный крик-призыв к свершеньям, но крик-рыдание от боли и печали. Так можно пользу получить едва ли…
Чудны загадочные тайны во вселенной. Но дальше всех от мудрых пониманий загадка человеческих страданий. Уж если существует бесконечность – то лишь в страданиях людских, им нет конца – не сходят с человечьего лица. Но человечество не борется, – гордится, имея скорбные заплаканные лица.
Страданье не порок, но инструмент. Он ранит человека, но при этом он отсекает грубые куски гранита. И обнажает сердце камня, а оно, рожденное усильями, прекрасно.
Уныние – отнюдь не инструмент. Опасная болезнь души и мозга. Унынием пронизано существование. Под знаменем уныния шагает разумный человек к закату мира. К нему он совершенно не готов, но всё ж, от безысходности вздыхая, вперёд плетется, сильно унывая, произнося десятки тысяч скорбных слов.
Уныние – стремление низвергнуть себя назад к животному началу. Унылый рассуждает вроде здраво – я так уныл, я ничего не значу, хочу сказать, но разражаюсь плачем… бессмыслен я и будущего нет, бессмыслен завтрак, ужин и обед (но всё же съем его, цыплята хороши – ничем не повредят никчёмности души) … зачем карабкаться наверх, зачем лететь, раз впереди один итог. Неотвратима смерть. Уютным безответственным болотом зову уныние, друг мой. Ведь безответственность приятна и комфортна, она приносит даже наслажденье – когда ты перед миром не в ответе и сам перед собою не судья, но сутенёр своих же собственных желаний. И если ты при этом громогласно произнесешь надрывные слова о тщетности великой бытия, то все зарукоплещут и рассудят, что ты вполне философ и поэт, но не унылый и пугливый лоботряс.
Ты думаешь, что ты стоишь уныло над зевом пропасти не менее унылой, кругом унылый долгий мрачный вечер, и время тащится упрямо и уныло. На самом деле ты несёшься в круговерти чудовищных межзвездных завихрений. С огромной скоростью ты мчишься среди звёзд в пространствах необъятных и бескрайних. И вертишься в гигантской карусели вокруг воистину непостижимой бездны на крохотном материальном шаре. И ты, великолепнейший наездник, стремишься спрыгнуть прочь на всем скаку и отмахнуться от сей прекрасной гонки как от мухи. Но смерть твоя не даст тебе ответов и не освободит от ненавистной тщетности.
И под покровом ночи в тишине, когда никто не видит и не слышит, мой человече тяжко-тяжко дышит, мечтая утонуть в своем вине. Он горько сетует о злостности судьбины, клянет несправедливости и боль, с которой