по военным и морским делам. Все эти силы действовали разрозненно, без единого центра управления и будь у Временного правительства хотя бы чуточку проработанный план по нейтрализации этих сил – переворот можно было предотвратить или, по крайней мере, не дать ему захлестнуть всю страну. Но, увы…
Поздним вечером 10 ноября ко мне в дверь постучались. Я никого не ждал, поэтому был весьма удивлен столь позднему визиту.
– Кто там? – спросил я.
– Господин Вольф, – на ломанном немецком языке послышалось из—за двери, – я к Вам от господина Даниэля Шварца.
Это был пароль, означающий, что прибывший явился по поручению Данилова – «Черного».
Я открыл дверь. На пороге стоял невысокий молодой человек, лет 25, одетый в темно—коричневое пальто, такого же цвета брюки и шляпу. Я пропустил гостя в квартиру и закрыл дверь.
– Давайте мне пальто и шляпу, можете не разуваться и проходите в гостиную, – сказал я ему. – Что—нибудь выпьете?
– Если можно – чашку крепкого чая, я немного продрог, – наш разговор продолжался на немецком языке, что его, похоже, несколько стесняло.
– Вы говорите по—русски? – спросил я его на русском языке.
– Да! – с радостью выдохнул он. – Мне трудно изъясняться на немецком, языки мне всегда давались очень тяжело.
И даже после перехода на русский язык я уловил в его речи очень интересный акцент, какую—то смесь холода Прибалтики и гор Кавказа.
– Позвольте представиться, – продолжил он. – 2—го Кавказского саперного батальона Русской Императорской армии поручик Винча Витольд Брониславович.
У меня даже сердце защемило от этих слов. Как давно я не слышал русскую речь, а, тем более, речь русского офицера!
– Пожалуйста присаживайтесь, Витольд Брониславович, и угощайтесь чаем и францбрётхенем, очень свежим!
– Благодарю Вас, господин Вольф, – ответил он и с нескрываемым удовольствием стал есть предложенную сладость.
Я не спешил с расспросами, тем более он, похоже, не знал моего настоящего имени и задач, стоящих передо мной.
После завершения трапезы он попросил разрешения закурить, но тут я проявил негостеприимность и, сославшись на астму, попросил его повременить с табаком. Он тяжело вздохнул и начал свой рассказ:
– Меня к Вам направил генерал Рузский, с которым знаком мой батюшка, Бронислав—Поликарп Семенович. Сейчас в Петрограде и Москве твориться что—то невообразимое! Поэтому мне поручено передать Вам вот это, – и он, расстегнув свой пиджак, слегка надорвал его подкладку под карманом и вытащил оттуда тонкий, свернутый в трубочку, листок бумаги. – Я не знаю, что это, мне перед отъездом принесли этот костюм и сказали, чтобы я достал эту записку только при Вашем присутствии. – С этими словами он протянул ее мне.
Я взял свернутый листок и подошел ближе к лампе, чтобы прочитать записку. Она была на немецком языке:
«Вильгельм!