брюки – официантскую униформу.
В нулевых горячие поклонники ленинградского рока, клюнув на мифы о культовом «Сайгоне», зашли в кафе, где людей творческих сменили люди лихие. За нами следили, потом пригласили в гости. Отбились хитростью, сделали вид, что вышли покурить.
– Привозят милиционеры что-то завёрнутое в ковёр на кладбище и говорят – собака, – пугал нас питерский таксист, бывший могильщик. – А я вижу, не собака, но молчу, подхораниваю в какую-нибудь важную могилу.
– Эх, Ладога! Родная Ладога, – хором грянули моряки, марширующие строем, и я вспомнил, как мы орали эту песню на военных сборах. Сорок лет прошло, столько всего важного позабыл, а старые слова помню.
Северная столица теряется под натиском армии Ассолей разного возраста и пола, жаждущих цветных парусов, прибывших в сопровождении домочадцев. Нас бесцеремонно толкали романтичные господа и дамы. Дабы избежать дурного слова и глаза, мы уходили от Невского вглубь города.
Гимн Невского проспекта – песня группы «Мануфактура», в одночасье прославившейся в музыкальных кругах, теперь почти забытой: «Невский проспект, бывают в жизни дни, ты, молча, идешь мимо цветных витрин». Кассету с альбомом «Мануфактуры» я купил в привокзальном ларьке звукозаписи в декабре восемьдесят третьего. Вторая сторона кассеты была отдана под «Радио Африка» – одну из вершин творчества «Аквариума». «Мануфактура» не столь искусна и полифонична, но мелодична, сентиментальна – в стиле молодого Маккартни.
На песню «Невский проспект» смонтировано видео с кадрами советской кинохроники, где по главной улице города гуляют ленинградцы, в толпе различим радостный и лёгкий Мистер Трололо. Таким его встретил и я на Ленинградском вокзале в Москве. Он шёл, улыбчивый, подтянутый, несмотря на почтенный возраст.
И я каждый приезд не мыслю без похода по Невскому. От площади Восстания иду мимо Лиговки, воспетой бардом, жившим неподалёку, его мы тоже встречали в компании друзей, вальяжного и уверенного в себе…
«Только песня казаку во степи подмога»*, – бодро затянул наш ресторанный оркестр, и барабанщик сморщился от оглушительного свиста. За его спиной встал свистун, всей душой полюбивший наш скромный репертуар. Словно отъявленный голубятник, он запустил пальцы в рот и стал проклятием вечера.
Угол Литейного и Невского – любимое место писателя, в манере которого пытается строить диалоги каждый второй журналист. Каждый первый фотокорреспондент – копия его Жбанкова. Ему завидуют, обнаружилось множество друзей и подруг, уверяющих, что писателем он был средним, но вот беда – воспоминания излагают стилем, далёким от совершенства.
У коней Клодта можно свернуть налево к улице Рубинштейна или направо – к Марсову полю. Когда мы ночевали на улице Рубинштейна, между бывшим рок-клубом и домом Довлатова, проснуться пришлось рано – разбудили истошные крики коммунальщиков и автомобилистов, воюющих за парковку.
Там, где сходится Фонтанка с Мойкой, кормим Чижика-Пыжика, бросаем монеты. Если попадёшь – желание сбудется. Загадываю возвращение в волшебное место.