высокое, настолько, что не видно, что за ним. А ещё часто наверху какая-нибудь разновидность колючей проволоки или торчат острые штыри. Будто это тюрьма или следственный изолятор. Ворота, если они есть в этом ограждении, тоже запирающиеся наглухо и без каких-либо опознавательных знаков. Таких сооружений немало.
Я всегда гадаю: что же там такое, за этой стеной? Это так охраняется то, что там внутри, или от него – то, что снаружи? Во всяком случае, эта глухая стена, которая отгораживает нечто от остального мира, ни о чём хорошем не свидетельствует. Те же эмоции и мысли появляются у меня в отношении высоких глухих заборов, тоже часто с колючей проволокой или металлической сеткой наверху. Кто от кого и что там прячет – неизвестно.
Как это ни смешно, но у меня заочно вызывают неприязнь и те люди, которые скрываются за этими стенами и заборами, и те, по чьему распоряжению они возведены. Уже только вот почему: они считают, что мне и другим знать, что там, за ними, не положено. А главное, они считают себя вправе кого-то куда-то не пустить.
Животные в природе, как и люди, в борьбе за существование убивают друг друга. Но вот не пускать, ограничивать кого-то в свободе передвижения… Это очень по-человечески.
У меня все эти ограждения и заборы неизменно вызывают одно иррациональное хулиганское желание: разломать, снести, сокрушить к чёртовой матери!
Да, наверное, что-то или кого-то нужно хорошо изолировать от окружающего мира. Но неужели этого в жизни так много? Реальность вне людей, природа, само Бытие – они не знают никаких ограждений, заборов и стен. Это сугубо человеческое изобретение. И в большинстве случаев реализуемое не с самыми лучшими намерениями.
*
Фанатики и фанатизм вообще. Мало что мне кажется столь же противным разуму, вообще всему естественному и нормальному в человеке, как фанатичная приверженность какой-либо идеологии, доктрине, «святыням» разного рода (о них ещё выскажусь) и т. п. Вспоминая отечественную литературу советского периода, должен признаться: всегда испытывал неприязнь к герою романа «Как закалялась сталь» Павке Корчагину. Даже тогда, когда был ещё недостаточно зрел умом, чтобы иметь адекватное представление о господствовавшей тогда государственной идеологии. В отношении к жизни этого персонажа явно проглядывают черты фанатизма, – а оно ещё весьма назойливо подавалось в качестве примера. Я всегда ощущал, что он мне по духу не только не близок, а совершенно чужд.
Впрочем, как чужды все выдуманные или реальные типажи, подобные ему. Все эти добродетельные аскетичные пуритане, душащие ближних благочестивой моралью. Все эти дикие радикальные мусульманские фундаменталисты, отрезающие людям головы, устраивающие взрывы и прочие теракты. Все эти пламенные трибуны-революционеры с лихорадочно горящими глазами, заражающие соотечественников своим дьявольским энтузиазмом. Все эти толпы, благоговейно взирающие на своих обожаемых вождей и кумиров,