Но людей от психических заболеваний вылечить могу.
– Психи неизлечимы.
– Но не в тюрьму же их сажать… – Вова, казалось, оправдывался перед братом.
– Душевнобольных не сажают в тюрьму, им везде в этой жизни тюрьма.
Владимир Снегирёв был ростом намного ниже своего брата и моложе на два года, с короткими прямыми волосами, из-за чего в детстве часто завидовал вьющимся локонам старшего брата, зато глаза у обоих были карие: от матери.
– А что же я тебе ничего не предлагаю! – Схватившись за голову, внезапно сказал Вова. – Может, ты кушать будешь?
– Я бы поел, да.
– Идем на кухню, только разуйся!
– Ты как наша мама, – улыбнулся Снегирёв-старший.
– Ох, Витя…
Окна в старой маленькой кухоньке были заклеены коричневым дешевым скотчем, чтобы вьюга не задувала в комнаты, пахло немного сыростью, пригоревшим к сковороде маслом и самым примитивным хозяйственным мылом, совсем не пенящимся и прилипающим к огрубевшим и шелушащимся от холода рукам. Разбитые чугунные батареи, зимой работающие на полную мощность, все равно почему-то не согревали даже такое крохотное помещение, поэтому даже дома Вове приходилось ходить в теплой одежде, чувствуя сквозь толстые махровые носки тихое поскрипывание паркетного пола с облезшей лакировкой на дощечках. Свет в лампочках был неестественно желтый, такой приглушенный, спокойный, отчего создавалось еще большее ощущение уюта, когда смотришь в окно, чтобы посмотреть на бушующие снега, а видишь лишь отблеск люстры под потолком и вечную темноту. Хотя, даже если выключить свет, картина за окном не изменится. Виктор, скинув еще в коридоре ботинки, присел за обшарпанный стол, на котором была постелена вечно мнущаяся и прилипающая к мокрым тарелкам со сколотыми краями клеенка с нарисованными на ней фиолетовыми цветочками, уже перекрытыми разводами от пролитого на нее крепкого чая. Снегирёв, почему-то все еще нервничая, разглядывал спину своего брата и качался на почти уже сломанном деревянном стуле с порванной и потрепанной бахромой, свисающей с сиденья, обитого грязной неприятной на ощупь тканью. Руки непроизвольно потянулись к ней, чтобы заплести косички, как в детстве, но Виктор резко остановился, кинув задумчивый взгляд на бинты. В соседней комнате лилась из-под крана такая дорогая и такая приятная горячая вода, наполняя старую поржавевшую ванну, стоящую на потрескавшейся плитке, и шторка у этой ванной вечно была липкая и неприятно пахнущая старой пластмассой и будто сырой глиной. Виктор, положив подбородок на руку и не замечая поставленной перед ним тарелки с горячими сосисками, смотрел через окно с разводами от мокрой тряпки на вечную ночь, раскинувшуюся снаружи, и ему казалось, что в этом мире не существует больше ничего, кроме этой старой квартирки с раздвижным диваном в гостиной и дырявым постельным бельем с катышками на одеяле, кроме ковра на полу и на стене, по которому он ребёнком любил водить рукой, пока ее не начинало жечь, рассматривая пылинки между грубыми и твердыми ворсинками. Телевизор с длинной антенной все так же