кромки леса, шурша сухими листьями среди порядком облысевших деревьев.
Она наткнулась на большущую кучу листьев и посмотрела вверх. Дерево над кучей было совсем голым. Душаня начала таскать охапки ломких листьев в кучу и сгребать нижние прелые. Она старалась не думать про неизвестного древоста, который зачем-то отдал ей Песню, лишив себя жизни. Потом вдруг вспомнила, что на Посвящении загадала желание петь и летать вместо избавления от Песни. «Вот дура. И все из-за этого отвара и просветленного оммм-ном-нома», – рассердилась на себя древока. Она сердито закинула последнюю охапку листьев на кучу и запрыгнула сверху.
– Засунули в меня Песню, не спросив, и теперь что-то еще хотят от меня, – шипела Душаня себе под нос. – Древосту-то что: наступил на того, кому не понравилось, как он поет, и все, а я только и делаю, что бегаю от всех. «Следуй за Песней», – передразнила она исполина. – За ней последуешь! Только успевай бежать и прятаться. Надо было что-нибудь другое загадать. Только что? Спрятаться от всех так, чтобы никто-никто бы меня не нашел и…
Душаня зажмурилась. Ей вспомнилось, как свободно лилась из нее Песня на поле грапп, на летучем острове, на посвящении. Она со вздохом прошептала:
– …И все-таки петь. Петь красиво. Интересно, как там ангуча? Надеюсь, кручень не будет без конца выскакивать из норы и пугать ее.
Тут Душаня посмотрела в небо, будто надеясь увидеть там летучий остров, и вдруг прищурила глаза и всмотрелась. Она безрезультатно пыталась приподняться на листьевой куче, только проваливалась глубже.
– Что ты там увидела, древока – великий спаситель исполинов?
Троп свалился рядом с ней на листья и уставился в небо.
– Три блестящие штучки, – тихо ответила древока.
– Точно блестит. Я раньше их там не видел, – сказал Силь, плюхаясь с другой стороны от Душани. – Может, искры от Песни на небе залипли?
Какое-то время они лежали молча. Разглядывали сквозь извилистые ветви три звездочки на темнеющем небе.
– Бабушка рассказывала, – начал Силь очень тихо[5], – что когда-то на небе были звезды – вот такие, похожие на искры от костра. И в самую длинную ночь, которая длилась как целых три дня и три ночи разом, мирцы уходили в горы, на холмы, в общем, на что-нибудь высокое. Там они строили шалаши, брали с собой палатки. Все жители Мира в эту ночь молча сидели, смотрели на звезды и мечтали. Не у всех, но у многих с земли вырастали лестницы прямо в небо. Всех желающих встречал на небе – на самом краю Мира, там, где наш мир встречается с другими, – Брет. А потом они возвращались обратно, а на небе зажигались новые звезды.
– А что с ними делал этот Брет? – спросил Троп.
– Не знаю, и бабушка не знает, – пожал плечами Силь.
Они помолчали. Силь повернул голову в сторону Душани. И она повернулась на шорох. Встретились глазами. Душаня вдруг сбилась с дыхания и дернулась, оказавшись лицом к лицу с плюхелем. Силь отвернулся к звездам, улыбаясь неизвестно чему. А Душаня подумала больше чувством, чем головой: «Обжигает, хотя это куда больше свойственно