полосах света и тени только наши мелькающие движения и трепетание единственной нашей одежды – их старинных вуалей.
– Нет, их только две, – говорят они.
– Да что вы, – Аленушка почти плачет. – Неужели вы не видите, их очень, очень много – розовые, голубые…
Кто там, в темных лесных чащах заводит хороводы? Неужто нет никого? Маленькая Аличка, до чего же она была разочарована, когда много лет спустя ей рассказали, что это мы танцевали в лесу в ту лунную ночь.
– Неправда, – сказала она. – Я очень хорошо помню, их было много, и они были разноцветные. – Ей и теперь не хочется верить, что это были мы.
…Пора возвращаться. Луна поднялась и побледнела. Стало свежей. Завтра с утра на работу в поле. Что-то давно не навещала нас Аленушка. Как она там одна … В совхозе, наверное, тоже горячая пора, работа от зари до зари, и все одни женщины – пахать, косить, жать вручную по старинке, молотить, а зимой – в лес, это самое тяжелое. Зимой надо было бы жить нам вместе. Врозь очень тоскливо. И мы с мамой строим радужные планы: Аля будет работать в совхозной столовой, ей обещали, а я, может быть, устроюсь в конторе, я уже подала заявление, чтобы нам разрешили переехать в Окуневский совхоз. Надо еще потерпеть – осенью, когда кончатся работы в поле и установится санный путь, Аленушка приедет за нами и мы попрощаемся навсегда с приветившей нас деревней Фоминых и со всеми ее обитателями.
IV. ЗЕРКАЛО
Зеркало – двойник мира. Зеркало, наш вечный спутник, иногда друг, иногда недруг, я не знаю женщин, равнодушных к тебе.
Бывало, в далеком детстве меня страшила и притягивала таинственная твоя глубина – в ней жили образы людей и вещей. В сумерки я боялась проходить мимо зеркала – вдруг вместо себя и всего, что меня окружает, я увижу кого-то другого, незнакомую комнату с незнакомыми людьми. Иногда мне мерещилось – тот, кто там живет, не сводит с меня глаз. Он может затащить меня к себе за стекло, а оттуда мне уже не выбраться, и я пряталась, чтобы там меня не видели. Но потом я стала пробегать мимо зеркала, почти не замечая его, небрежно взглянув на девчонку с большой растрепанной косой, слишком яркими круглыми щеками и с пятнами чернил на руках. Но пришло время, и мне захотелось быть взрослой и красивой. Вечерами я подолгу стояла перед старым маминым тройным зеркалом. Из темной глубины его на меня смотрела чужая девушка. Откуда она? Из каких неизвестных времен? Ее распущенные длинные волосы подобраны золотым бумажным обручем, на ней прозрачная туника из старой занавески, а подрисованные глаза кажутся большими-пребольшими. Когда мама уходила в гости, мы, прикрыв лампы в гостиной цветной бумагой, – ах, какой таинственной и красивой становилась она, – сочиняли с подругами танцы и разыгрывали целые представления. Мы жили в своем волшебном мире, пока не возвращались старшие и, побранив за разгром, не посылали нас спать.
Но позабудутся детские игры, и, уже повзрослевшая, я в том же зеркале буду придирчиво и внимательно разглядывать себя, поправлять остриженные модно волосы и примерять перед балом светлое вечернее платье.
И