преподавала математику в коммерческом училище.
Легко и ловко поднимает на вилах огромную копну сена худая загорелая эстонка. Она здесь совсем одна, не говорит по-русски, у нее решительно ничего нет, даже смены белья – она не поняла, что ее увозят. Но сейчас, в разгаре работы, забыла о своем горе и бедности.
С важным достоинством ходит по полю жена эстонского епископа – любительница искусств и художница. Тихонько, чтобы не утомлять себя, она перебирает сено, но даже на ее всегда растерянном и обиженном лице сегодня улыбка. А епископская сестра, маленькая, добрая и педантичная старушка, не отстает от других. «Все в руках Божьих, – говорит она, – примем без ропота все, что он нам послал, будем стараться делать наше маленькое дело на земле как можно лучше».
И только одна безмолвная молодая женщина с обреченными глазами остается равнодушной в этот сияющий, насыщенный запахом сена день. Здесь, на чужой для нее земле, суждено ей будет умереть от туберкулеза – одинокой и непримиренной.
В полдень, утомленные жарой, мы спускаемся к прозрачному ручью, – стоит прильнуть к нему губами – проходит вся усталость. Потом на опушке леса набираем полные горсти земляники и, лежа в примятой траве, едим ее с хлебом.
Хорошо! Жарко светит солнце. Тени деревьев лежат неподвижно. Воздух вдали трепещет и переливается, кажется, он звенит, нет, это звенят миллионы маленьких жизней в густой траве. Все тише и тише звучит летний оркестр, и вот выплывают из дремы далекие картины.
…Давным-давно я, вот так же набрав земляники, лежала в сухой траве на сосновых вырубках. Может, это было в Рутье. Там, на берегу Финского залива и вдоль быстрой речушки Селкс, рассыпаны уютные хуторки. Пойдешь к югу – поля и овражки, к северу – сосновый бор, дальше кусты шиповника, дюны и открытое море. Когда ветер с залива, оно синее-синее. В низкий шум его врываются тревожные крики чаек, и волны ласкают блестящий прибрежный песок.
Там с Маресевыми и Кайгородовыми часто проводили мы лето.
Рутья – это просеки, заросшие малиной, это горячий песок и холодная морская вода, это шхуны, уходящие за туманный горизонт, молчаливые рыбачки, поджидающие своих мужей.
Рутья – это наша юность, наша дружба – Таня Маресева, Ирина и Нина Кайгородовы, – наша восторженность, наши неясные мечты о будущем.
Рутья! На ее лесных тропинках навечно остались следы легких шагов наших мам.
Вот Тамара Дмитриевна с первым букетом полевых цветов, о них, или, может быть, об облаках она уже сложила стихи, вот Маргарита Карловна Кайгородова с книжкой Ани Безант – сейчас начнутся, конечно, разговоры о теософии, а вот мама – легкий шарф накинут на ее плечи, – она идет, выбирая нехоженые дорожки, которые всегда ведут к еще неизведанным, самым прекрасным местам.
А мыслима ли Рутья без Эни? Эня Бенар – наш старший друг, почти брат. С ним прошли мы через все увлечения юности – театром, книгами, стихами. И как же считались мы с его суждениями, как верили его вкусу.
Солнце