подобные опыты.
– Так что же случилось? – спросил он, видя, что молчание может затянуться надолго.
– Я всегда останавливаюсь на этом месте, – нехотя объяснил Монтернор. – Дальше рассказывать неинтересно. Ничего не случилось. Ничего он не сделал. Тем самым он обманул ожидания людей, и они, как вы любите сейчас говорить, обломались, а больше всех – Магистр Универсального Добра, так как ему даже нечем было на такое ответить.
– Теперь Вам, должно быть, понятно, почему я живу днём и умираю ночью, – добавил он после паузы.
– Нет, – признался Ленни, – мне это непонятно. И многое другое тоже.
– Совет рассмотрел моё дело и решил, что я должен отдать Смерти всё время, которое потратил на бесплодные поиски Абсолютного Зла, – проговорил Магистр. – Это было, конечно же, справедливо. Будь я смертен с самого начала, я бы не угробил столько дней и ночей на схоластические бредни. Но они великодушно позволили мне продолжить работу, и теперь я отбываю свою карму по ночам, в тиши и покое, а днём живу нормальной жизнью…
– А что сталось с Магистром Универсального Зла?
– Он исчез, – сказал Монтернор. – Пропал неведомо куда. Как написано в древних манускриптах, «не сносила его земля»…
– Но что в таком случае Гуманитарное Зло?
– О, это я Вам сейчас покажу, – уверенно ответил Магистр. – Да и сам посмотрю с удовольствием. Знаете, мне позволено видеть чужие сны вместо собственных – этакая компенсация за то, чего я лишён. Впрочем, в отличие от реальных событий, сны обладают весьма размытой субстанцией, этот сон мне удалось подглядеть лишь потому, что он приснился сразу двоим. И ему и ей…
Странная интонация последних слов не тронула Ленни – он задумался о другом. «Кто-то – или что-то? – позволяет ему видеть сны… Я ведь не спросил его про книгу… ту самую, единственную», – но мысль явилась и упорхнула, а перед Ленни развернулась прямая, как солнечный луч, дорога. Она уходила вдаль, за горизонт, и кроме неё не было больше ничего: ни деревца, ни даже травинки, ни ручья, ни оврага, а только красные пески на много километров вокруг. Никогда в жизни не приходилось Ленни наблюдать в равной степени столь унылую и столь восхитительную картину… «Очевидно, это заря сотворения мира», – подумал он и тут же понял, что ошибся: далеко впереди у обочины дороги виднелась маленькая чёрная точка. Это мог быть только человек или другой двуногий.
Чья-то рука легла на плечо, и голос Монтернора произнёс:
– А теперь подойдём ближе.
Точка стремительно выросла в размерах, превратившись… в Гоблина Берна. Он сидел на песке и вроде как медитировал, раскачиваясь туда-сюда и хрипло напевая. Его колючий хвост вытянулся по песку и подрагивал в такт.
– Взгляните-ка туда! – сказал Монтернор и махнул рукой вперёд.
Без сомнения, там кто-то двигался. Две точки, два пешехода. Запылённые, усталые, они всё явственнее