что напротив, висит лозунг: «Победа коммунизма неизбежна». То есть лекарства не помогут. Тогда какой смысл лечиться, Степушка? Наш с тобой последний Питер – яркий свет на выходе из темной подворотни. Чтобы так остро ощутить эту яркость, надо долго жить во тьме. Степушка, пишу впопыхах. Твой аспирант (кстати, спасибо тебе за него, хотя он, как и все твои выученики, ни хрена не понимал и не понял) стоит над душой и торопит. К тому же – мутит. Все, впрочем, отражено в «Вестниках» твоего любимого Хармса. Замечательно, что ты едешь в Париж. Европа сближает».
Стив пьет водку, разбавленную соком. Разумеется, она не Сольвейг, может, вышла замуж и ждет ребенка, от того и мутит?*
* Интересно, с кого списан Стив? И вся эта Америка… Сидя в Гомеле, такое не выдумаешь. Да ладно! Антураж небогатый. Кнопку для поднятия жалюзи можно обнаружить в любом американском романе. Небось, такие кнопки и советские ворота раздвигали! Но Таня-то где эти ворота видела? Помню, меня пригласил в гости сынок дипломата. Я чуть не упала. На полках в открытую стоят запрещенные книги, «Архипелаг ГУЛАГ» в трех томах, не тот, маленький, светло-зелененький, на папиросной бумаге, – капитальное издание. Думаю, спрошу прямо в лоб, все-таки мы еще мало знакомы, ты не боишься? Что если я стукачка? Ну и что? Они там все про всех знают. От этих слов, небрежно брошенных, совсем уж не по себе стало. То есть все как один под колпаком? Не тогда ли они установили за мной слежку? ОНИ! Кто такие ОНИ? [Тут я раскричалась, и «они» вышли крупными].
Дик сигналит. Одно нажатие кнопки, и сетчатый занавес подымается. Выдумки сына-архитектора. В добрые старые времена ему пришлось бы высунуть нос за порог, вдохнуть морозного воздуха, а с этой кнопкой можно и из дому не вылезать. Разве что в университет.
Сыновья – в Англии, малютка Нэнси в Найроби. Заведует рестораном, возится с черными, живет с расистом. Стив гостил у нее осенью. Фантастическая страна! И как же Лиза похожа на его малютку, что-то в них обеих такое, от чего замирает дыхание… Бравада, небрежно вздернутый подбородок. Впрочем, у всех есть что-то от кого-то.
«Опасно посылать такого к Лизе, – думает Стив, глядя на синеглазого студента с розовыми щечками и херувимскими кудряшками. – Нет, все же он не в ее вкусе».
– Дик, позвони Соне, она найдет Лизу и назначит вам время встречи в метро «Маяковская».
Там они встретились впервые. Стив тоже вез ей подарок от кого-то. Посылка ее не заинтересовала, а первый ее вопрос («Как там поживает Фолкнер?») поставил его в тупик. То ли не знает, что Фолкнер давно умер, то ли он для нее – вечно живое олицетворение Америки.
«Если бы Квентин не покончил с собой, он бы стал Джейсоном, надеюсь, вы прочли „Шум и ярость“ четыре раза?»
С него и раза хватило.
«Значит, вы не следуете рекомендации автора! Фолкнер считал, что его роман надо читать четыре раза. Чтоб дошло».
Узнав, что Лиза причастна к театральной жизни, Стив спросил ее, стоит ли пойти на спектакли, названия которых он выписал. Что неинтересно – вычеркнуть. Она вычеркнула все.
«Знаете,