присматриваюсь к рукам Тихона, вдруг не заметила кольцо в прошлый раз, но его нет.
– Вы что, официально не женаты?
– Женаты.
– Тогда почему…
– Почему нет кольца? Я ношу его вот здесь, – дядя достает из-за пазухи цепочку с кольцом.
Замечательно. Оказывается в доме дяди есть еще один посторонний человек. И не просто кто-то там, а его жена.
– Перекусите, нам еще долго плыть.
Он специально перевел тему, чтобы не обсуждать жену?
# # #
– Подожди, – достаю печенье из своего пакета, обнюхиваю и осторожно пробую. Минуту спустя, когда со мной ничего не случается, разрешаю: – Можно.
Мила вгрызается в угощение. Печенье рассыпается прямо над ее мешочком. Нежный вкус выпечки в сочетании с грецким орехом радует желудок. Мы запиваем печенье каждая из своей стеклянной бутылки. Вокруг вода, красивая природа, а мы едим грузинские сладости в моторной лодке. Хорошо-то как.
– Хотите попробовать? – дядя открывает мешок с чурчхелой. – Выбирайте.
– А твоя Ирмочка не будет возмущаться, что мы ее сладости берем? – не упускаю случая подколоть его.
– Она у меня не жадная.
Не сработало.
– Мне класную, – Мила тычет пальцем в красную чурчхелу. Выбираю зеленую, и мы съедаем их так быстро, что почти не замечаем хруста орехов. – О-ой, я объелась! – сестра съезжает в кресле, расслабив руки и ноги.
Через мгновение она уже спит с приоткрытым ртом и лицом, преисполненным блаженства.
– Вот, про кого на самом деле писал Грибоедов, – хмыкаю я. – «Счастливые часов не наблюдают»4 вовсе не про влюбленных.
– Интересное наблюдение, – поддакивает дядя.
Облокачиваюсь на край лодки. Вода настолько чистая, что видны маленькие рыбки. Опускаю пальцы и смотрю, как, топорщась, разбивается о них озёрная гладь.
Вокруг потихоньку темнеет. Начинают стрекотать кузнечики и цикады.
– Почему ты сразу не сказал про жену? – говорю тихо, чтобы не разбудить сестру.
– Не хотел вас беспокоить.
– По-твоему, если бы мы вошли в дом, где живет еще один незнакомый человек, это бы нас избавило беспокойства?
– Ладно, ты победила, – Тихон вздыхает, – просто я старался не думать о ней, пока занимался удочерением и другими документами, потому что когда я далеко, то безумно по ней скучаю.
В его голосе звучит неподдельная тоска. Она прокрадывается внутрь меня и касается сердца. Настраиваюсь на волну дяди и таким же тоном замечаю:
– Похоже, ты ее сильно любишь.
– Верно. Очень сильно.
– Она хороший человек?
– Это была ее идея. Удочерить вас.
– Значит, ты сам не очень-то этого хотел?
– Я сомневался, потому что только что создал собственную семью.
А ты эгоист, дядя. Впрочем, чего я ожидала, если моя мама из-за своей раненой гордости отреклась от семьи? Если ее родители отреклись от нее и нас с Милой? Похоже, отрекаться от всего подряд у нас семейное.
Мы подплываем к причалу в тишине наступающей ночи. Дядя глушит мотор