трупами. Обильный урожай обжигающего конские копыта пепла на лугах и полях. И бесконечные колья с насаженными на них телами. Мужей. Жён. Детей. Стариков. Даже домашней скотины.
Целые, и разрубленные на куски. Из некоторых, видимо особо стойко сопротивлявшихся, лютовцы, скорее всего по примеру варягов, пытались делать «орлов» – спускали им полосы кожи на руках, груди и спине, которые трепетали на ветру подобно птичьим крыльям.
И конечно – бесконечные стаи отожравшихся ворон.
Когда отряд перебрался через Закатную Двину, картина почти не поменялась. Разве что среди чёрных проплешин сожженных весей время от времени стали попадаться ещё не разграбленные.
В одной из таких они и обнаружили Медоуса.
Его люди орудовали там вовсю – тащили добро, гнали скотину, пытали мужей, ну и, конечно, насиловали жён. И при этом почти беспрерывно пировали.
Лютовский князь, как принимающая сторона, пригласил гостей присоединиться. Княжич согласился. И отдохнуть с дороги не мешало, да и для переговоров с союзником полезно.
И не пожалел. Пир был далеко не роскошным – кроме мяса, рыбы, да мёда разжиться у ливонцев было особо нечем. Зато девки местные оказались – диво как хороши! Кожей светлы, дебелы, в нужных местах упруги…
А ну хватит – гамаюн р-раздери!
Поймав сам себя на том, что снова мысленно оседлал своего излюбленного «конька», Ярополк отвесил себе невидимый подзатыльник и приказал думать о деле. В конце-концов сейчас он не простой воевода, а полководец, на которого возложена задача завершить, наконец, эту войну. Первую в жизни княжича по настоящему большую, которую ему доверили вести самостоятельно.
Вот только её окончания в ближайшей перспективе пока не предвиделось. Поначалу, когда он только вернулся с рубежа благодатной степи, куда провожал освобождённого Еруслана, и получил от отца это поручение, оно вызвало у него прилив неподдельного энтузиазма. Забыта была даже шемаханская наложница, с которой он так хотел свести близкое знакомство. Ведь за его выполнение великий князь посулил дать, наконец, своему перваку собственный стол. Причём не абы какой, а саму столицу Полочанского княжества. Вместе с ним самим.
Вот только для этого он выделил сыну, помимо его собственной дружины, лишь две сотни гридней. Кроме того, отец разрешил взять с собой сколько угодно столичных охотников. Но княжич от такой чести открестился. Чего ополченцы стоят в бою, он прекрасно помнил по недавней сече на Уборти. По сравнению с всеславовыми гриднями – всего лишь смазка для клинков – горазды только хватать, что плохо лежит. А на Полочанских землях, после минувшей зимы, грабить было, пожалуй, уже нечего. А тратить выделенную Пленко казну на недовоев ой как не хотелось. Она и без того уже почти иссякла.
Правда, когда Ярополк ещё был в Столице, оказать ему помощь в войне клятвенно обещал набольший боярин. Вышата бил себя кулаком в грудь и кричал, что самолично отправиться в Новоград, где соберёт дружину,