собой любимую дочь хана, сидевшую между Бату и Джучи, не смогла. На Бортэ-ханум была пунцовая рубаха с зеленым узором, такая длинная, что торчали из-под нее только коричневые сапожки с носками вверх и красным орнаментом. Плечи поднимались из-за пурпурного короткого кафтана. На груди лежало семь крупных ожерелий, нижнее из которых золотыми цепочками-змейками по спине и животу спускалось. Но не это было главным. Удивила всех гостей прическа-халха в виде крыльев птицы хангаруди. Волосы были собраны назад и поделены пробором, после чего закрепили в них прислужницы две плоские огромные костяные пластины, вниз дугой уходящие, золотыми полосами с рубинами, красными, как драконий глаз, украшенными. С концов на грудь и живот легли алые ленты и нити бус коралловых. В два раза шире плеч девушки была ее прическа. Между «крыльями» закрепили маленькую корону нежной ханши Лан: девять алых птиц и двенадцать золотых драконов будто играли друг с другом над черными волосами госпожи.
Князь Ярослав и спутники его поклонились Бату-хану. Бортэ старательно перевела их приветствие и отцовский ответ:
– За чашей вина на пиру все решим.
По хлопку господина принесли слуги диваны для гостей. Остальные ханы потеснились. Случилось князю Ярославу и боярам его сидеть напротив Бату-хана и Бортэ. На низкие столы поставили блюда: и сушеный творог арул, и мясо козы, запеченное в желудке, – бодог, и мясо в тесте, сваренное на пару – бузы, и пирожки с мясом хушур, и черный мясной бульон – хар шул, и кобылье молоко – кумыс, и сушеные фрукты, и сладкие вина. Бату-хан был доволен пиром. Знал он, что дочь сбилась с ног, но видел восторг и изумление на лицах послов и ликовал еще больше. Бортэ ничего не ела. Она только пробовала по кусочку все блюда, чтобы убедились гости из Сороцка, что нет там яда, да переводила слова отца и князя Ярослава.
– Если согласны вы жить с нами в мире, не ходить с войсками в степь и пустить купцов моих по своим рекам к морям синим, уведу людей своих я, не будет битв кровавых и городов сожженных, – важно вещал из-под меха шапки Бату, держа кубок в руках, блестящих от жира и масла с яств.
– Хотим жить с вами, кередами, в добром соседстве и любви. Прими, хан, от нас дары богатые: меч длинный с рукояткой позолоченной, алыми да лазоревыми яхонтами усыпанной, – и блестели над столом десятки рубинов и сапфиров, – два сосуда серебряных с узором искусным, парчу тяжелую на халат, шубу на меху горностаевом…
Хозяин щурился довольно, оценивая подношения.
– Жене твоей привезли мы блюдо чистого жемчуга, – говорил князь певуче, а слуга его протянул Бортэ круглый большой поднос, на котором белели нежные крупные камни, от природы ровные и круглые. По знаку ханум к ней подскочила прислужница и помогла пересыпать дары в мешок.
– Это дочь моя, – ответил Бату, улыбаясь. – Никак мужа ей не найдем. Хочешь взять ее в свой терем в Сороцке?
– Уж