рыложопый.
Мы поели дешёвой пиццы на углу улицы Отфёй и рю Серпант, выпили пива. В сухом остатке Шина не сделал почти ни одной фотографии. Мы договорились о месте следующей встречи, но прежде, чем разошлись, Шина вдруг схватил меня за рукав.
– В чём (спрашиваю) дело?
– Ничего (говорит). Показалось, быть может.
– Чего показалось?
– Человек (говорит).
– Знакомый?
– Не уверен. Короче, очень бы не хотелось.
Попрощавшись, Шина вышел из закусочной и, оглянувшись, быстро пошёл по направлению к бульвару Сан-Мишель. Я поехал обратно на бульвар Данфер-Рошро, пока то-сё, парковался, пришёл в лабораторию опять с опозданием. Бен-Гиги как раз выходил из своего кабинета, посмотрел на часы и прошёл мимо, ничего не сказав. Узурпатор хренов!
#18/1
Nuit de colère à Pékin. 200 000 étudiants rassembles place Tien An Мen. Au cris de «Vive la liberté!», «Vive la démocratie!», les étudiants ont été vivement applaudis par la foule massée sur les trottoirs (Figaro, 23 avril 1989) [40]
После отъезда Эльзы мы поехали в Валенс за продуктами и погуляли по городу. Городок был скучный одноэтажный и душный. Я думал о смерти Клода и не очень прислушивался к тому, что говорила Габриэль. Она учила меня ездить на TGV бесплатно, намекая на то, что ей хотелось бы увидеться ещё раз. На обратном пути она попросила меня сесть за руль, а я, как стригунок, чувствовал, что мне вот-вот положат на зубы железо, а на холку кинут седло.
Мы долго ехали между виноградниками, воздух был густой и душистый, плыл, не касаясь земли. Когда я выехали на горную дорогу, Габриэль спросила меня, пробовал ли я свально оттопыриваться. Я сперва не допёр, смутился, потом откровенно признался, что приходилось оказываться в компании (такое, действительно, случалось), но не могу сказать, чтобы эта форма отношений нравилось мне до усрачки. Меня привлекала более интимная сторона ебли. И вообще, я был противником всех форм коммунизма. Габриэль выдержала паузу, словно забыв о вопросе и не интересуясь моими ответами, а потом сказала, что они с Клодом часто ходили по местам обмена партнёрами и в клубы обменщиков. Клод вообще любил смотреть, как её тянули другие. Это началось в Индии. А в Африке, ему особенно снились массивные чёрные члены, Клод приглашал домой друзей, и их вечеринки частенько заканчивались групповухой.
– Может (говорю), ему лучше было самому попробовать?
– Ты когда-нибудь сосал хуй (спросила Габриэль)? (И, не дождавшись моего ответа, прибавила.) Je veux ton sexe dans ma bouche [41].
Слово sexe (половой орган) было целомудреннее любого другого, оттого желание показалось почти запрещённым и поэтому заветным. Обычно в говоре Габриэль совсем не прослушивалось южного акцента. Она поехала в Париж учиться и, видимо, специально избавилась от акцента, который считался простоватым. А тут он вдруг полез. Я не только услышал его, я его чувствовал. Я вообще предпочитал южные оттенки языка стандартному жёсткому и летучему франсильянскому выговору. Южный акцент чувствен, лезет из самой плоти, как итальянский. Он горячий, он обволакивает, он жуёт и смакует звуки. Настоящие раблезьянцы говорят только с южным гастрономическим акцентом, он заебись