подошла к тахте, сняла висевший в изголовье маленький медный с финифтью складень, приложилась к нему, торопливо перекрестившись, и небрежно сунула в сумку.
– Бери сак и ступай, – сказала она, вручая сумку Полунину. – Иди прямо к станции, а на Хураменто свернешь за угол и подождешь меня, я мигом…
Дойдя до угла улицы Хураменто, он поставил сумку на цоколь решетчатой ограды и закурил, приготовившись к терпеливому ожиданию. Дуняша, однако, появилась гораздо раньше, чем можно было предполагать. Глядя, как она идет своей легкой быстрой походкой, одетая с какой-то особой элегантной небрежностью – это резко отличало ее от аргентинок, всегда очень чопорных во всем, касающемся туалета, – Полунин опять подумал, что это, в сущности, едва ли не самая обаятельная женщина из всех, кого он когда-либо знал; и женой она была бы доброй и верной (нельзя же сейчас винить ее за то, что она махнула рукой на своего сгинувшего неведомо куда шалопая); и что при всем этом она продолжает оставаться в чем-то странно чужой, неуловимой, безнадежно отдаленной от него, – прелестное, но способное исчезнуть в любой момент без следа, загадочное существо из иного мира…
Дуняша шла, держа руки в карманах небрежно перетянутого поясом плаща, поглядывая по сторонам и расшвыривая ногами устилающие тротуар сухие листья, – так тоже никогда не станет вести себя на улице аргентинка, вышедшая из школьного возраста…
– Боже, какой день! – воскликнула она, подходя ближе. – Просто плакать хочется. Что может быть лучше осени, вот такой золотой, когда листья всюду, и солнце, и небо синее-синее, – одно такое настоящее бабское лето…
– Бабье, Дуня, а не бабское. Тебя не обижает, что я поправляю?
– Нет, конечно, но только я ведь потом опять забуду… нужно будет книжечку завести, записывать. О, у меня идея! – Дуняша, взяв его под руку, по-девчоночьи подскочила, чтобы попасть в ногу. – Ты иногда спрашиваешь – ну, когда праздник какой-нибудь, день рождения, именины, – что мне подарить. Так вот, когда у тебя появится охота сделать мне подарок, купи мне бальный карнэ, знаешь? Это такая книжечка, куда записывают претендентов на танец. Купи самую простую, а то они бывают очень дорогие. И я буду записывать русские идиомы.
– Непременно куплю, – Полунин улыбнулся, – ты только скажи, где они продаются.
– О, это можно иметь в любой хорошей папелерии22. Пеузер, например, или Тэйлхэд. Или у Тамбурини – знаешь, на авеню де Майо, огромный такой магазин. Спроси в том отделе, где альбомы и всякие штуки для подарков. A propos23, куда же мы едем?
– Давай вот что сделаем, – Полунин крепче прижал к себе ее руку. – Давай поедем в электричке до конечной станции, а там пересядем на первый же поезд дальнего следования – первый, какой остановится. И сойдем, где ты скажешь…
С пересадкой им неожиданно повезло, и уже в пятом часу пополудни они вышли из душного, битком набитого вагона в каком-то приглянувшемся Дуняше поселке, в полутораста километрах от столицы. Крошечная платформа была пустынна, вышедший к поезду дежурный