набивал трубку табаком. – Кажется, мистер Страут сегодня не в состоянии запрячь лошадь.
– Да, сэр, – со всей возможной унылостью ответил Мэтью, медленно поднимаясь с места. – Больного человека и гонять не стыдно сразу после болезни… – пробормотал он себе под нос, проходя мимо Колсби.
– Кто этот больной человек? Покажи мне его! – донесся ему вслед возмущенный окрик дворецкого, и юноша ускорил шаг, торопясь во дворик, где натолкнулся на Лиззи, которая несла таз с водой. Разумеется, по закону подлости вся вода из таза тут же оказалась на девушке.
– А-а-апчхи! – громогласно чихнула она, и не имея возможности закрыть рот, неловко отвернулась.
– Боже мой! Лиззи, мне так жаль! – юноша выхватил у нее уже пустой таз и замер с ним, не зная, что ему сделать дальше. – Я налью снова, скорее переодевайся, чтобы не заболеть.
– Да не надо уже ничего! – зло отозвалась она, отталкивая его и заходя в дом, сжав кулаки. Мокрая и недовольная она почему-то вызвала у Мэтью ассоциации с мокрой кошкой, и он с трудом подавил улыбку.
Он не стал ее догонять, давая время переодеться. А сам в то время наполнил таз водой заново и поставил его около задней двери (мало ли она вернется?). После этого Мэтью направился в их с конюхом каморку, чтобы с огорчением убедиться – мистер Колсби был прав: конюх спал мертвым сном, и никакие пинки (а точнее, штук пять) не смогли его разбудить. Мэтью пришлось самому запрягать Искорку в коляску.
– Хозяин просил передать, чтобы через десять минут коляска была подана к парадному входу, он не хочет опоздать на завтрак, – раздался голос у него за спиной, и он вздрогнул от неожиданности, чуть не выронив поводья.
Обернувшись, он увидел Эмму.
– Чем ты так обидел Лиззи, что она выглядит злой как собака? Еще и мокрая вся, – с любопытством поинтересовалась Эмма. – Она ведь вчера о тебе весь день заботилась.
– Я знаю, – коротко отозвался юноша, проверяя экипаж, чтобы все было чисто. – Я не обижал, случайно столкнулись во дворе, и она вылила на себя таз с водой.
– О да, я сама чуть не споткнулась о него, когда вышла тебя искать. Ты специально его туда поставил? Не слишком остроумная шутка, – сказала девушка, уперев руки в бока.
– Да нет же! Я налил его и поставил поближе к двери, чтобы она не ходила во второй раз, – Мэтью огорченно вздохнул.
– А-а-а, – протянула Эмма. – А я-то подумала, что ты решил снова над ней пошутить. Ведь и стоит так хорошо – выходишь из двери и попадаешь башмаком прямо в таз, – она продемонстрировала свою мокрую ногу без тени обиды, словно все это и впрямь было лишь забавной шуткой. За это ее и любили – совершенная необидчивость и наивность ребенка, которые не истерлись за 20 лет тяжелой рабочей жизни.
– Извини, – повинился Мэтью, угрюмо глядя на ее мокрую обувь. – Я не хотел, чтобы так вышло.
– Да все отлично, сегодня так тепло, что обувь быстро высохнет. Ой, мне же совсем некогда с тобой говорить, мистер Колсби надавал мне столько поручений, да и миссис Пирс… – продолжая