Булавин разыскал в городе приспособленную под острог одну из опустевших солдатских казарм. Тюрьма была огорожена высоким забором и будками для стражников.
Душа Булавина наполнилась ожиданием близкой встречи.
– Стой, куда прешь! – остановил на воротах караульный с мушкетом.
– Разреши братец исповедать Ульяну Булавину? – умалил атаман.
– Нельзя, проваливайте мимо! – ответил резко стражник.
– Ишь ты – сердитый! Дозволь братец – никто не увидит, – с сожалением в голосе проговорил атаман и хотел сунуть в руку стражнику горсть монет, но тот резко убрал кисть.
– Не разрешают ей свидания.
– Эх, досада, – со страстным блеском в глазах сокрушенно произнес Кондрат.
– Ну ладно – идите к угловому окну, – неожиданно позволил стражник и в подставленную грязную ладонь ссыпались со звоном монеты.
– Ульяна! – подбежав к окну, воскликнул атаман.
– Кто здесь? – с горьким недоумением донесся из глубины женский голос.
– Это я Кондратий! – взволновано ответил Булавин.
– Кондрат, у тебя казак родился, – чуть дыша от трепещущей тревоги в сердце, радостно сообщила Ульяна и на лице Булавина родилась счастливая улыбка.
– Как назвала? – безмерно обрадовался Булавин.
– Никиткой, – ответила Ульяна.
– Никиткой, – одними губами повторил имя сына Булавин и его карие глаза заискрились от возбуждения.
– Я рада, что ты здесь, – ответила жена и недоуменно спросила: – Почему ты не спасешь нас?
– Не пробиться, здесь много солдат и пушек, – взволнованно отозвался Кондрат.
– Напиши челобитную воеводе, чтобы освободил нас, – умоляюще попросила Ульяна.
– Писал, но не получил ответа, – ответил Кондрат: – Я приду сюда с войском и освобожу вас.
– Правда? – обрадовано воскликнула Ульяна и тут же опечалилась: – Нас могут перевезти в другое место.
Булавина всеми силами попыталась разжечь в душе радость, но этому мешала безмерная тревога в сердце. Ульяна чувствовала, как в ее душе нарастала безрадостность.
– Не беспокойся, я все сделаю, чтобы вытащить вас отсюда, – воскликнул с тоской Кондратий.
Вдруг жирник в камере зачадил и погас.
– Я буду ждать, я все вынесу, – тяжело вздохнула Ульяна.
– Как вы здесь харчитесь?
– Плохо: хлеб да вода.
Ульяне стало невыносимо от дурманящей тревоги на душе. Ее красивые глаза повлажнели, а полные губы мелко задрожали. Казалось, что она вот-вот заплачет. Но жена верила, что к мужу всегда можно было прислониться.
Атаман увидел, что солдат направился к ним.
– Тихо Ульяна, стражник идет, – предупредил Кондратий об опасности.
– Прощай, Кондрат! Я благодарствую, что ты пришел, теперь у меня выросла надежда вырваться отсюда. Я не могу спать по ночам, думая, что вся жизнь пройдет в остроге. Наша жизнь в камере измеряется только закатами и рассветами. Но мы с Никиткой