стоим за «Грандом», и я курю третью сигарету подряд. Рене злится и напоминает переполненный воздухом шар, еще одно прикосновение, и она разорвется. Нет, не лопнет, именно разорвется, и заодно с собой снесет всю вселенную к чертям.
– Что мы о ней знаем? Откуда она? – допрос гестапо продолжается уже полчаса. Рене пытается выудить всю информацию.
– Из Европы.
– Отличный ответ, все сразу стало понятно. – сардонически подмечает она.
Я кручу пальцем у виска.
На лице подруги написано: «Катись отсюда подальше».
– Кем она работала?
– Психологом.
– Ты хочешь сказать, что сначала она решила «убить» себя, а потом помогать реальным суицидникам встать на путь истинный? Че за бред? – Рене разводит руками.
– А ты знаешь, что с ней было? Поэтому можешь делать гениальные выводы?
– Сними розовые очки, Эван. Ей написали, что будет расследование. И не факт, что она не наврала. – она общается со мной, как с умалишенным. Пока Рене не узнала бы все подробности, она бы не отстала. Пришлось выложить все на тарелочке, даже упомянуть сообщения.
И тут уже я взрываюсь.
– Кому, как не тебе, знать о насилии в семье! Не к тебе двенадцатилетней приставал отчим? – жалю подругу в больное место. Может, хоть так она поумерит пыл.
– Еще одно слово, и я ударю тебя.
– Что, неприятно? – нервно бросаю окурок и размазываю его ногой по бетону.
– Очнись, идиот! Каким образом она смогла работать, да даже иметь паспорт, если она числится мертвой? Она призналась в преступлении, хотя с видом блаженной говорила, что все прилично! – Рене озабоченно хмурит брови.
Молчу.
– Слушай, детка, делай, что хочешь, раз живешь в мире радужных пони. Но я расскажу Оливии и Мартину об этом. За прекрасным цветочком, пышущим зефирками, скрывается человек как минимум с поддельными документами. Я бы ей не доверяла. – с нескрываемым презрением полагает Рене. – И пусть они уволят ее отсюда. Это забота и о тебе в том числе.
Здравый смысл осознает полную правоту Рене, но…
Когда она разворачивается, чтобы уйти, я окликаю ее:
– Рене.
– Что?
– Что бы ты сделала ради возможности забыть отчима?
Она разворачивается и вытирает кулаком одну-единственную подступившую слезинку.
– Что угодно, Эван. Что угодно.
Остальной день проходит, как в тумане. Люди вокруг радуются, едят отличную еду, болтают, звенят бокалами.
И как переварить целый завал «приятных» новостей? Как расставить по полочкам осколки жизни другого человека и соединить их в единую линию?
Вчера я растворялся в бесконечных улыбках светящейся, словно солнце на рассвете девушки, а сегодня узнаю, что она подстроила собственную смерть.
Да как после такого вообще можно радоваться?
Нет, лучше не думать об этом.
Невозможно не думать об этом.
Мама с папой возвращаются поздно. Чтобы поберечь хоть их нервы, решаю отложить разговор на потом.
На