моих завтрашних дней.
– Я утром уезжаю на несколько месяцев, – однажды вечером, уходя к себе, объявил он.
Я сдержал разочарованный вздох. Я был готов.
– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что скучать будет некогда? – спросил он с юмором, указывая на гостиную.
– Отсюда ничего нельзя выносить, да и моё присутствие здесь ограничено. Я буду ждать тебя у себя дома. Я буду очень ждать, Симон, – стараясь говорить ровным тоном, отчеканил я.
Он подошёл и взял мою руку в свои – такой тёплый восточный жест.
– Эти две квартиры принадлежат мне. Всё, что тебе понадобится, ты в них и найдёшь. А я, – он внимательно посмотрел мне в глаза, – очень надеюсь найти здесь моего друга, моего упрямого Павла, который способен превратить упрямство в целеустремлённость.
Он обнял меня, а утром занёс ключи.
Я знал, что всё время его отсутствия должен буду потратить на преодоление огромной пропасти знаний, терпения и опыта, разделяющую нас. Или хоть немного сократить разрыв, укрепляя этим понимание и дружбу.
Первые недели я неотступно следовал этой задаче. И даже с азартом добавлял себе новых. Но жизнь есть жизнь, и она движется вне зависимости от наших планов и желаний. Тем твёрже мы должны гореть решимостью.
***
Странная глава моей судьбы была завершена. По сути, я мог замедлить ход обучения и не нервничать от мгновенных неуспехов. Но эту историю начал и окончил Симон, и по инерции заданного темпа я продолжал дело друга. Каждый вечер теперь тонул в тишине ярких открытий. Мрак моих понятий о жизни светлел. Я иногда обнаруживал себя в странном полусне среди чужих мыслей, близких и понятных мне. Книги из квартиры Симона на самом деле были не просто ключами, а подробными картами среди намёков между строк. Они придавали совсем иной смысл прочитанному. А может быть всё, что я когда-либо читал и понял, имело совершенно другой смысл? В общем, мне было хорошо одному, какое-то время.
Когда со сцены уходит один персонаж, неизменно должен появиться новый. Сцена не может быть пустой, пока мы живы. Своим присутствием Симон словно отодвигал всё насущное, ординарное, примитивное. Я чувствовал это.
Работы становилось всё больше. На свою квартиру я заезжал редко – только за необходимыми вещами. Из выходных у меня осталось только воскресенье, потому как коллеги по «более важным дисциплинам» не поддержали моего искреннего сближения с учениками. Как и не оценили внушительного количества наших поездок за счёт их уроков. Дружно они придумали «наказание» за всё и сразу, и мне поставили часы по субботам. Мне и более никому. Чем больше я стремился сократить пропасть между собой и Симоном, тем больше и глубже становилась трещина между мной и прежним миром – коллегами и знакомыми. Хорошо, что друзей, которым я был бы обязан присутствием в их жизни, у меня не было. И даже те немногочисленные связи полудружеского характера, стремительно выцветали