ранее. По причине слабости то ли перед эмоциями, то ли перед страхом. И впервые в жизни я принял своё полное поражение. Безоговорочно.
***
В подъезд номер четыре, минуя самый тихий дворик, я заскочил благодаря соседям, возвращавшимся с позднего дежурства. Было около полуночи. Я потратил больше трёх часов на уговоры Влады о том, что у неё есть будущее – блестящее, увлекательное, но не в моей компании. Не в компании мало размышляющего идиота, который упускает всё на свете. Но её я не упускал, а отпустил, как бабочку, налюбовавшись всеми оттенками лёгких крыльев и полностью осознав, что не смогу взлететь, как она. Пусть я буду червём, медленной глупой гусеницей, но я впервые почувствовал не разочарование от своей ошибки, а надежду.
Пока я поднимался по лестнице, то волновался и разговаривал сам с собой, спорил. Моё сознание все это время настойчиво не покидал синий взгляд Симона. Я не знал, чем чревата дружба с ним, я просто понял, что обратно не хочу. И не важно, что в тумане. Там я буду не один.
Перед дверью тамбура я так разнервничался, что даже испугался. Но позвонил. Долго слушал тишину, долго звонил. Никогда не знал, что значит волноваться на свадьбе, не приходилось – ни на своей, ни на чужой – но, кажется, это было оно. Ты решаешься на новый путь с другим человеком – и узнаешь его, как никто никогда ранее. А ещё, непременно узнаёшь себя и столкнёшься с неизбежным. Поэтому мне трудны другие люди, поэтому я боюсь их и бегу. Они могут показать мне всё, чем я владею. И чем нет.
Дверь не открывали. Я не расстроился, у меня теперь было направление, и пусть цель сегодня не достигнута. Я с улыбкой развернулся к лестнице и натолкнулся на Симона.
Он, по-видимому, стоял какое-то время у перил и наблюдал моё «представление» у тамбура. Взгляд его блестел юмором. Я быстро взял его за руку.
– Хочу быть твоим другом, – торжественно сказал я.
Он глубоко вздохнул и очень крепко обнял меня.
– Пошли, – сказал он, открывая тамбур. – Павел, Павел, и почему ты бежишь меня, – говорил он по дороге в свою квартиру, – почему не веришь в меня, – продолжал он, пока мы входили.
Я ликовал в своей умиротворённой душе. Словно только что принял крещение. Или прошёл испытание на верность. У меня не было ни одной мысли, ни единого желания, я просто шёл за голосом в сумрак нового мира.
Мы вошли в его квартиру и первое, что он сделал – это отдал ключи.
– Хозяин квартиры не против, чтобы ты ещё побыл здесь, – тихо сказал он.
Тогда-то у меня и закралось подозрение, что Симон и есть этот самый хозяин, но я молча взял ключи и огляделся. Квартира Симона являлась зеркальным отражением квартиры напротив, только шкафов было меньше, и весь интерьер выглядел не таким «возрастным», но классическим и спокойным. Светлые стены в оправе деревянных плинтусов, ореховый пол, в тон дверям. В гостиной, куда он сразу меня завёл, было все также – мягкая мебель, шкафы,