ничего нельзя выносить, – сказал я.
– Но вносить-то можно, – ответил он. И стал доставать по очереди книги из коробки, ища пару ей в моих шкафах.
– Некоторые вещи недоступны или очень трудны для понимания, поэтому у каждой из них есть свой ключ, – говорил он.
Я сидел и молча пил кофе, наблюдая действие до конца. Когда Симон закончил, он подал мне первую пару книг и устроился в кресле напротив со своей кружкой.
Я посмотрел на книги.
– Ты с ума сошёл? Ты подобрал пар восемь, не меньше!
– Ты сам сказал, что хочешь по-прежнему. Ты же учил древнегреческий.
– Ну не настолько, чтобы читать на нём! – я был в ужасе. – Тут с родным языком можно погрязнуть на годы, а с древним, ещё и мёртвым!
– Павел, прекрати! Ты же понимаешь для чего всё это.
– Для чистоты эксперимента, – вставил я угрюмо.
– Павел-Павел, ты в меня не веришь, – посмеивался мой друг.
«Мой друг» – как это странно звучало. Даже в мыслях. Я отложил книги.
– Сколько тебе лет? – спросил я.
– Мы – одногодки, – спокойно ответил он.
– У тебя есть семья? – настроился я закрыть пробелы в знании своего друга.
– У меня есть дочь.
Это было неожиданно.
– Это немного грустная история, – продолжил сам рассказывать Симон, видя моё смущение и интерес. – Мы с её матерью были дружны с самого детства. Наши семьи жили рядом. Война в стране разлучила нас на время, и встретились мы уже в самой спелой юности. Результатом стала дочь. Мы обвенчались сразу, а вот оформить всё в положенном порядке нашей страны не успели. Помешали её болезнь и смерть.
– Где девочка сейчас?
– Дома, в Греции.
Получалось, Симон вырос там. И ко мне вплотную подкралась догадка, что он неспроста сегодня так охотно делится своей жизнью.
Он молча внимательно смотрел на меня с минуту.
– Чего ты испугался? – наконец, спросил он.
– Кажется, ты читаешь мои мысли, а меня это даже не заботит, – усмехнулся я. – Я подумал, что тебе надо бывать дома, с ней. И значит…
– И значит, я скоро уеду. Ты прав. Она хоть уже и большая, но оставлять её одну надолго не стоит. Особенно с бабушками – сплошная свобода для тела и тюрьма для ума.
Симон сейчас улыбался как-то по-особенному – мягко, по-отечески.
– Да и у профессора там много родственников. Он часто со мной туда ездит.
– А в этот раз? – с неожиданным волнением спросил я.
Симон сверкнул синим, холодным взглядом.
– Тебе некогда будет скучать, мой друг.
– Кто же будет со мной по вечерам? – растерянно начал я. – А книги, квартира? И вообще, жизнь здесь?
Симон залился смехом – звонким, заразительным, искренним.
– Как же ты быстро шагаешь от дружбы к привязанности, Павел, – сказал он сквозь смех. Но потом добавил спокойнее:
– А может,