упрямо не отпускали меня, я был ещё в гостиной, с Симоном.
Этот день длился долго. В последнее время было много уроков, нам «спустили«новые программы, рекомендуемые к включению прямо посреди учебного года. Словно в наказание за моё необщительное настроение последних дней, вечером меня направили в министерство уладить все вопросы об этих самых программах и заодно лично познакомиться с куратором нашей гимназии.
Суета рабочего дня – знакомого, привычного – немного заглушала впечатления от общения с Симоном. Я погружался в природу чьих-то амбиций, желаний, целей. И это только звучало неприятно. На самом деле я участвовал в нужном процессе – обучении детей. Всё сопутствующее было неминуемым в наше время, мне нравилось так думать. Теперь я был в этом не уверен, мысли сплетались в тугой клубок, и по дороге я распутывал каждую – сам с собой спорил, соглашался или оправдывался. И вдруг понял, что имел в виду Симон, говоря о совести. Она руководила не просто нравственным выбором, но направляла даже мысль и безошибочно судила. Такую совесть я ещё не знал.
Машина подвезла меня к нужному зданию. После суматохи в школе и напряжения в голове я будто очнулся. На улице был вечер – окончание рабочего дня. Солнце принимало последние отчаянные попытки быть замеченным слепой толпой людей. «Тщетные усилия», – подумал я, стоя как раз лицом к закату посреди небольшой площади. Дышалось легко. Ноябрь отдавал последнее, а вернее уже всё, что осталось от осени этого года. Немногочисленные листья, кое-как державшиеся за чёрные скелеты деревьев, колючие, пустые кустики, бесцветные оголённые здания – всё это уже никак не могло скрыть от взгляда яркое небо, играющее с лиловыми облаками. И тем не менее люди упрямо шли вперёд, смотря на себе подобных или ещё ниже. Я глубже вздохнул и поспешил в здание. Найдя всех в неудержимом стремлении домой, я уличил несколько минут для решения своих задач. Вечером люди быстрее и охотнее соглашаются на заурядные действия. Днём можно столько и не успеть, имея перед собой достаточное количество времени. Но вечер… Он разоблачает и подгоняет, и вы спешите устранить всё, что отделяет вас от дома и отдыха.
Неприлично быстро справившись с поручениями, я вышел на всё ту же площадь. Закат уже сгорел, и только синие обрывки мелких облаков опадали пеплом на горизонте ему в след. Передо мной возник чей-то силуэт. В это же мгновение фонари разом осветили площадь. Симон. Он стоял лицом ко мне и улыбался – искренне, прямо, но всё же с каким-то умыслом.
– Смотри, как вышло. Я не обознался, – сказал он.
Со дна мгновенно поднялись все мысли и воспоминания, растворённые в потоке дня. Молнией пронеслись совершенно противоположные ощущения – от неприятной грусти, до надежд и ожиданий. Я не нашёл, что сказать и молча протянул ему руку.
– Ты домой? – спросил он, отвечая рукопожатием.
Я кивнул. Мы молча развернулись и пошли.
В этой части города – на главной улице – всегда особенно красиво и чисто. Аллеи подсвечены ровными