случайных черт моих предков. За нашим естеством стоят не одни лишь мать и отец, а тысячи и тысячи ушедших в мир поколений, и из каждого может выглянуть в нас уже давно забытый призрак. Никто не в праве заверять, что его знание истинно, поступки праведны, а мнение о людях честно и беспристрастно – ведь он видит лишь отражение из глаз мертвецов.
Господин Никто
1
Он сидел на кровати и смотрел в пустоту. Он взял нож, выхватил лезвие и повернул руку, прижимая остриё поглубже в кожу. Он почувствовал лёгкую боль, кровь струилась по его руке. Его желание всё нарастало, и он резал себя всё сильней и сильней: начиная со своих рук, окончив своим горлом. Он падал на пол, слабо дыша. Его последние мысли на этой земле кружились о том, что он был не счастлив и что никогда не вернётся туда, где он был счастлив. Но когда циркуляция крови в его организме закончилась, он обнаружил, что где-то внутри него находится небольшая искренняя частица, которая всё ещё желает жить и быть счастливой. Но когда он это осознал, то было уже поздно. Теперь он уже не нуждался в том, чтобы кого-то винить за свои невзгоды, он был готов выпустить на волю все свои муки. С каждым разрезом он чувствовал, что всё более и более гиб. Наконец, когда его руки были уже иссечены, а горло почти перерезано, он рухнул на пол и закрыл глаза. Голос шептал: «у меня нет рта, чтобы кричать. У меня нет рук, чтобы вскарабкаться. У меня нет ног, чтобы ползти. Я ничтожен. Я противен. Я слаб».
Тишина окутала его, желая дать ему вечный покой.
2
Он вновь вошёл в комнату, хлопнув дверью до дрожи в стенах, отгородившись от сокрушительных звуков, нависших где-то на фоне, (но главное – ещё не в голове), грузно уселся на потрёпанную кровать, сопроводив всё тяжёлым вздохом, отчего поднялся до рвоты знакомый запах – запах печали: пыльный, душный и прокуренный. Он не был живым, скорее уж давно пришедшим из другого измеренья, отрешённый, но столь же пронзительный, как и в прошлые годы.
С ним наедине остался Ванхоль Цаурдер – юноша восемнадцати лет, с трудом ютящийся в непригодном панцире: за годы жизни с беспощадно облезшей, сильно исхудавшей, белёсого цвета физиономией; и опять, опять ему приходиться слышать и видеть этот оркестр под названием «из пустого места», плавно (или не столь плавно) перетекающий в русло под названием «кровавая бойня» с отчимом за то самое «ничто», что ему, впрочем, сначала только привидится, а уж потом, секундами или минутами далее, – пока Ванхоль осторожной поступью своих ног-веточек будет прокладывать путь до комнаты, чтобы тихо скрыться на ближайшую ночь от этого кошмара наяву, – вдруг не материализуется перед ним воочию, дабы наверняка закрепить право на предстоящий поединок.
Сколько раз он сражался за это «ничто»? Наверное, не счесть. Почему же он приходит сюда каждый раз, зная, что его ждут обезображенная мать и сошедший с ума, лицезрящий новый героиновый приход отчим, который день за днём будет его избивать. Иногда – удачно; порою – безуспешно. Но ведь то его