«Игра» и «Лютый зверь»… «Путь удара – не мой путь», подумал Артур – прощайте герои Хэмингуэя и Джека Лондона, прощай юность: у него свой путь, который ещё предстояло разгадать. Он возвращался в уют своей комнаты, где его ждали любимые умные книги, рождающие страсти ума, и приклеенная к стене открытка с «Дамой в голубом» Томаса Гейнсборо.
Зелёные глаза
И не введи нас во искушение…
.(из Молитвы)
У неё были зелёные глаза и крепкое белое тело. А я, подогреваемый переизбытком тестостерона, улыбался всем симпатичным девицам подряд улыбкой бывалого мачо, хотя таковым не являлся: совсем немного у меня было удач. И главными причинами было отсутствие отдельного помещения для встреч и представление, что отношения должны быть бескорыстными, и сам чёрт не заставил бы меня купить женщину как докторскую колбасу. Для меня, дурака, было необходимо, чтобы в этих отношениях оставалась хоть капля романтичности, хотя снизу постоянно подогревало так, будто я сидел на сковородке. И я, конечно, и ей широко улыбнулся, больше по привычке, когда мы столкнулись в предбаннике медицинского бокса инфекционного отделения. Я врач, выходил из бокса, только что осмотрев мальчика с респираторным заболеванием и подозрением на пневмонию, она – уборщица в белом халате со шваброй в руке и ведром. Что её сподвигнуло устроиться уборщицей в больнице, я не знал. Ведь на эту должность обычно устраивались лишь женщины далеко не молодые, без образования, измученные жизнью, чтобы хоть как-то приработать к пенсии. А она была молода, свежа, и в зелёных глазах красота какая-то была с вызовом, что-то смелое и разбойное в них было, белый халат всегда накрахмаленный, проглаженный. Медсёстры её презирали с высот среднего специального образования, а она платила им тем же, они для неё будто не существовали. Я не слышал, чтобы она вообще с кем-то разговаривала: сделает своё дело и уйдёт. Я даже не знал, как её звали. То был тяжёлый для меня период жизни: я разругался с родителями и жил на съёмной квартире с хозяевами, естественно, с условием, чтобы я ни в коем случае никого не приводил – ни друзей, ни женщин. День походил на день: я работал и не знал, зачем я живу: только думал об этом и запивал мысли приличным коньяком. А пока обнаружил больничную библиотеку, в которой я был единственным в тот год посетителем. Но нашёл я там книжки любопытные с авторами, большинству неведомыми: «Историю древнего Рима» Моммзена, том Джозефа Конрада с его бесподобным «Тайфуном», биографический роман о Генрихе Гейне… И уже известный, но мною ещё не читанный «Горячий снег» Бондарева. Раз в день я созванивался с родителями – с маман, а с отцом не разговаривал. Они, конечно, всячески старались под разными предлогами меня вернуть, но я был бдителен и не поддавался. Но вот однажды маман мне сообщила, что умирает наш родственник Роман Иванович, отец мужа моей двоюродной сестры Галки-армянки. С Галей мы до её замужества встречались нередко – это был человек оптимистичный, открытый. Муж её, сибиряк, Виктор Романович был