человек есть Я! Я так тосковал по Себе!..
С каждым проговоренным словом Адама захлестывала Исцеляющая Сила, питала его страдающую душу влагой мудрости: он сидел в асане на белоснежном, прозрачном, будто обточенном светилом, облаке; небеса рыдали дождем… чистый свет касался, фосфоресцировал… какая-то успокаивающая, медитативная была невесомость: он не ощущал более тела… сердце пронизывали токи, и был только покой: он весь был своею Душой; он ничего не хотел; ничего не являлось важным; он являлся Ничем; он доверял всему, потому что не существовало неправды. В этот момент он страстно полюбил Жизнь. Не было ни Христа, ни Мухаммеда, ни Кришны, ни Будды, – никаких Учителей. «Я сделаю это без них!» Адам был счастлив! Душа его пела священное мантрическое заклинание… и он вторил ей – тихо-тихо…
– Бабушка, я так виноват перед тобой… Все когда-то было иначе – не забуду никогда: устроюсь дитятей на твоих коленках, ладошками закроюсь… – меня не видно, будто в норке. Только если пощекочешь… и так умильно, с любовью: «Скажи: ба-ба» – я напрягаю по-детски чистый лоб, глазки у меня миленькие, любопытные, как у щеночка… и, спотыкаясь, делаю первые па языком: «ба-ба» – какая всем чистая радость!.. И громкий смех прыгает-взлетает, как мячик, – смейтесь же, смейтесь на меня, родименькие! фарфоровые чашечки в старом серванте вздрагивают, точно и им смешно… и, по-моему, он где-то в воздухе, невидимый, – может, ангел-хранитель?.. – это все из-за меня. Я смотрю на всех вас стрелками света, как будто вы будете вечно… И давно уже нет нашего серванта, наших чашечек-хохотушек… как и вас самих нет, и даже того ангела-хранителя – и его уже нет…
Лишние мысли, ну к чему они сейчас лезут в голову?!.. Как же горько мне теперь… Все напрасно: годами ты травила свое существование обидами на меня, уберегала по зернышку зла в кладовые души своей, – напрасные, отравленные годы. Все твоя больная философия «крови» – пойми же, не ею роднятся люди. Истинная Любовь не ждет взаимности. Она существует вне условий и перспектив, такой любовью любит человека Бог. И я – подлое создание! – так говорил себе: «Если она злится – значит, она злая» – отвернулся, «сделал вид», бросил тебя. Погибай-выбирайся – клеймо Смерти поставил. Теперь, кажется, на мне оно… Какая неуклюжая рифма!.. Только над рифмой этой, как выжженная степь, простерлась целая человеческая жизнь; там серый ветер бродит, шевелит устами, взывая к милости Христа. Твоя жизнь, бабулечка… Как я люблю тебя! – мирно завершил Адам. – Я воскрешу тебя любовью своей.
Он едва коснулся губами ее рук… Бабушка посмотрела жалеющими, скорбными глазами, словно вымолвила: «Прощаю» – и воцарилась полная тишина. Где-то обломилась-сорвалась ветка – «испугала мгновение». Эфир, образ родного человека, постепенно рассеивался… стал гаснуть, уходить в свою «обитель». Он разошелся в воздухе, расплылся по нему дымом, от которого осталось одно лишь слово: «Яд». Потом и оно испарилось. Был слышен звон