мужчина,
а женщина у Тихого легла…
Но как же странно мне, далекой крови,
услышать голос предыдущей жизни,
отзоревавшей на прошедшей почве,
в прошедшем воздухе, среди людей
прошедших…
«Тут времечко мчит, ровно вихорь кружит…»
Тут времечко мчит, ровно вихорь кружит:
в Москву, из Москвы – мельтешусь почём зря…
Анна моя Елизаровна, безмерное моё зарево,
прости, что тебя не поздравила
девятого сентября!
Все стали всё же в достатке жить,
ликуя, родня сойдётся гулять,
в прихожей станут обувку снимать,
салаты крошить да стол раздвигать.
Рассядутся, примутся шутки шутить,
жилое-былое начнут ворошить,
и деда Андрея вином поминать…
и станут тебя, расходясь, целовать,
стараясь помадами не замарать…
Анна моя Елизаровна, дрожащее моё зарево,
прости, что тебя не поздравила
девятого сентября!
Как девушка ты меж большими стоишь,
моими глазами на всех глядишь…
не плакай! мне век вдалеке вековать.
пока я буду праведно жить, —
дотоле буду стихи слагать…
«Хватит умствовать, хватит угрюмствовать, спи…»
Хватит умствовать, хватит угрюмствовать, спи,
печь закрыв и накинув крючок…
лучше волосы завтра свои подруби,
чтобы вышел пушистый кружок.
Ты и так всё молчком, ты и так всё молчком,
так что более сердцу невмочь!
видишь, грузным девичьим проходит шажком
твоя милая, милая дочь.
Ты и так уж себя пригнела, как валун
бочку яблок в подполье ужал…
ненадёвана, никнет – крыло на полу —
в Туркестане дарёная шаль.
Жизнь пройдёт своим грозным неспешным
шажком,
в чём и будет, бесспорно, права.
Видишь, в печке, белёной зубным порошком,
золотые сгорели дрова.
Ты ответчица, что ли, какая за всех,
растворяющих праздно свой рот?
и смешон смехотворный печатный успех,
и ни слова не слышит народ.
«Я знаю заготпункт в Бире́ за магазином…»
Я знаю заготпункт в Бире́ за магазином…
туда сдают смороду, картоху иль кролей —
потом берут, раздвинув мальчишеские спины,
припасы для рыбацких, охотницких страстей…
Храни тебя господь от шику и от блеску
столичного!.. но всё же не шибко, впрочем,
робь:
подуешь на блесну, навьёшь на палец леску,
лафитничком, возможно, тебе отмерят дробь…
И, гоголем пройдясь по Верхнему посёлку,
за скудость прейскуранта сельпо не осуждай:
как терпеливый конь