у сиротского огня
одна читает, а другая дремлет,
а третья всё гадает про меня.
Про то, что жизнь моя как полынья,
про то, что на исходе мои силы…
Простите, если можете, меня!
Давно простили. Уж давно простили…
«Любезнейшие спутники мои!..»
Любезнейшие спутники мои!
арбузом и бензином пахнул воздух,
и самолёты, как большие рыбы,
всё тыкались в стекло аэропорта…
Я в Красноярске маленькой была,
мечтала пожениться с капитаном,
как вырасту…
Какое всё же счастье —
в гостиницах ночные чаепитья,
и в снежной ванне чистая вода
зеленоватая, и тёплая постель,
а ночью сладкий ветер с Енисея…
В речном училище айда читать стихи!
По Енисею движутся буксиры,
и баржа – как плавучая тюрьма…
Невесело – ещё б! – тут было ссыльным…
Простит дежурная нам наши прегрешенья, —
я спрячу, схичу чайник для заварки —
в бессоннице ночуем, как в остроге…
…Ещё Хабаровск встанет под крылом.
Там тьма, метель, военные оркестры…
а поутру под сумасшедшим небом
оттаявшею глиной пахнет воздух…
Я Ваше имя не могу сказать.
я Вам и в мыслях «ты» не говорила,
сопутешественник, …но, если захотите,
п о т о м Вас подожду у райских врат,
у проходной, где пропусков бюро;
иль Вы меня у этих врат дождитесь…
…мы встретимся свободно и легко,
как облака встречаются зимою.
Скажу: «Стихи – мура и барахло,
душа от них вся, поглядите, в шрамах…»
Рассеянно посмотрите. Да разве
когда-то мы летели над землею
с восхода на закат, и дул навстречу
огромный ветер от движения Земли?!
«Помню ровный тот ветер печальный…»
Помню ровный тот ветер печальный
на оставленных землях моих,
и на рельс синеватый, зеркальный
трясогузочка села на миг.
В чистом поле стал поезд небыстрый,
всё над ним этот ветер гудит.
Тёмно-палевый и серебристый,
набегая, ковыль шелестит.
В милой речке с водой ледяною,
с красновато-искристой водой,
ржавой банки пятно золотое
под пригнутой теченьем травой.
Медный провод, затерянный в далях,
блещет на расстоянье руки.
Словно косточки чьи-то на марях,
встали чахлые березняки.
Крупно-разнообразно-кудрявый
там, за марями, лиственный лес.
Рядом с облачной лёгкой державой —
те хребты, что синéе небес.
А в посёлках – корьё да опилки,
стёкла битые, угольный шлак.
В злом стоянье за-ради бутылки
мужики жесточее собак.
Что ты, поезд, ты трогайся, милый!..
эту жизнь не глядели б