встрял у дверей.
Только стал он красивей, прямей и грустней,
только стали глаза озорней…
только взгляда его я никак не пойму…
как же странно с ним рядом стоять!
«Что же, деданька?» – я улыбнулась ему
и его не решилась обнять.
«Что же, деданька, дай, я тебе помогу
иль консерву какую куплю» —
и проснулась, и слёз удержать не могу
оттого, что так сильно люблю…
Никого. Только сажа печная летит
в пышный снег на садовом столе.
только солнце сквозь ясень стеклянный глядит
на вишневой заре в январе.
О бродяжья душа старика моего,
ты пришла сюда издалека.
Но какая родная рука у него,
но какая родная рука!
Это кто разрешил мне свиданье с душой,
это что так тоскует и мрёт?
что за милая птаха поёт надо мной,
что за нежная птаха поёт?..
«Мой верстак, долгий кухонный стол…»
Мой верстак, долгий кухонный стол
вытирала я ночью воскресной,
и приёмник – отец радиол
вспомнил послевоенные песни.
После долгой войны рождена,
словно сверстниц своих обнимала,
в круг их призрачный заключена,
так их помнила все, так же знала,
как тепло безотказной печи,
в сковородке сухую картошку,
керосинную лампу в ночи,
на сукне меловую дорожку.
Там под однообразное пенье
нашей швейной машинки стальной
наша бабушка тратила зренье,
чтоб мы бедными были не столь.
Чтоб как люди мы были одеты,
чтоб скопить хоть немного рублей
на мальчишечьи полуштиблеты
для прабабушки робкой моей.
Чтобы я, обувая сандальи
и приплясывая невпопад,
распевала, как в чуждые дали
перелётные птицы летят.
И пока так далёко звучало
наше мужество и торжество,
я стояла, верстак вытирала…
сколько капель я стёрла с него!
«В природе уж давно готовилась весна…»
В природе уж давно готовилась весна,
и электричеством от нас вовсю шибало…
я вспомнила: я в честь княгини названа,
что с Игорем на тризне пировала.
К поджаристым снегам щепотьями приправы
всё подсыпал Сосновый гостеприимный Бор,
мой сумрачный земляк машиной молча правил,
и пёс облокотился, тоскуя, на забор…
Товарищ мой, ты знаешь тоннелей мёртвый
запах
и по столбам глубинный высоковольтный гуд.
Подробнее меня ты помнишь, как на запад
нечётными путями товарняки идут.
От городов и весей окраины великой
мы – хмурых добровольцев бесчисленная