пилота,
и на полу затоптанном – собак,
и печку, на которой вечный чайник,
и рацию, стоявшую в переднем
углу избы, и темень за окном,
и ватники, лежавшие у входа,
и наши невозвратные, большие,
живые тени на смолистых бревнах!
Егоров пел Высоцкого. Егоров
был чёрный и красивый. Он погибнет
спустя два года… Мы его просили
ещё раз спеть, ещё раз спеть, ещё…
и молодой, живой Борис Сухих
остался в преферанс играть с гостями,
А я ушла к себе, и очень долго
глядела на бревёнчатую стену,
и только встала, плача, чтоб впустить
весёлую обмёрзлую собаку…
«За какие грехи в меня вбито пространство…»
За какие грехи в меня вбито пространство…
в этом тихом краю на излучине дня
захлестнёт сумасшедшей волной океанской —
это Дальний Восток населяет меня.
Никуда мне не деться от этой напасти
всех проток, и саранок, и просек лесных,
и стоит во мне дым леспромхозов и пасек,
и затмил меня грохот составов ночных.
Я бы рада считать этот город прекрасным,
обольщаться, что есть мне тут кров и родня,
но Сихотэ́-Алинем, седым и бесстрастным,
вертолётик геологов носит меня.
И в душе моей битой, но верящей в чудо,
как в распадке туман, собирается грусть —
это плачет во мне тот, которому худо,
тот, которому снова сегодня я снюсь.
СИХОТЭ́-АЛИНЬ
геологу Борису Сухих
1.
Костров твоих столько сгорело в тайге,
и столько годов разошлось горьким дымом,
что, видно, отплакала я по тебе,
прошедший мой праздник, слепящий
любимый…
Вовек оправдания мы не найдём
ни в нынешней жизни, ни в жизни грядущей…
давай, старина, хоть добром помянём
тот воздух счастливый из той, предыдущей…
Я знаю – хотя я и знать не хочу! —
ты тень мою топчешь и в выпивке топишь…
а я по-девчоночьи жалко кричу:
ты помнишь, как было? ты помнишь,
ты помнишь?
О господи боже, какой же ты был!..
был немногословный, бывалый, надёжный…
ты диким жасмином совсем завалил
настил в нашей первой палатке таёжной.
А на Сихотэ́ помнишь ты Уджаки?
Мой борт «МИ-1» подымало-бросало!..
А к бочкам солярки, к шесту у реки
вся партия мимо лабаза бежала…
И ты, загорелый, по воздуху плыл,
в сиреневой этой рубашке родимой,
глазами си-ре-не-вы-ми обхватил,
такой бородатый, и русый, и дымный…
…Мы шли полосатой от тени тропой,
и тут-то вдохнул нас и жадно, и жарко
из лиственниц рубленый дом вековой —
недавно