но и обо всех вас. Я уже позаботился, привез вам в подарок корову, хорошего коня, четырех овец, два мешка муки, мяса и отрезы на платье. А еще сладости ребятишкам. Вы не думайте, отрезы и мука не ворованные, я ружье продал, которое купил перед войной за большие деньги. А хозяйство у меня, сами знаете, довольно справное, работал не покладая сил.
Что верно, то верно, работать Рабдан умел, был жаден и хваток. Еще до войны, отработав смену в колхозе, он по ночам строгал, пилил, изготавливал немудреную мебель, продавал ее, лепил горшки на продажу, делал конскую сбрую. И все у него получалось красиво, можно было заглядеться, руки у него действительно были золотые. Все удивлялись, когда он спит, когда успевает.
Он был когда-то женат, взял из соседнего села некрасивую, рослую женщину, старую деву за тридцать. Поговаривали, из-за ее приданого, которое посулил ее отец, из-за коров, коней и денег. Неизвестно, были ли деньги, но живности в его хозяйстве прибавилось заметно, сундуки с приданым забили его дом доверху. Но семейного счастья не получилось, года через четыре жена скончалась, сильно застудив легкие, и с тех пор он жил один.
И вот теперь он сидит у них дома, хочет взять в жены самую молодую, красивую Жалму, и за это обещает поставить на ноги маму.
Сестры и Жалма были в растерянности, как же быть. Появилась слабая надежда на выздоровление мамы. Она уже лежала в районной больнице, но там не было необходимых лекарств, потому что нехватка тогда ощущалась во всем. А тут частный фельдшер, вполне возможно, что у него могли бы и быть необходимые лекарства, ведь во время войны было много людей, которые откуда-то все доставали. Такие часто приезжали к ним в деревню, привозили продукты и меняли на драгоценности, хорошую одежду, скот. Это были, главным образом, толстые мордастые мужчины, каким-то образом избежавшие войны, наглые и самоуверенные…
Жалма Бодиевна, тяжело вздохнув, отпила глоток уже остывшего чая и продолжила:
– Через месяц я стала его женой, а тот фельдшер действительно поставил на ноги маму. После его лечения она поднялась и прожила еще семь лет. Все были счастливы, когда мама выздоровела. Только я одна была несчастна. Нет, конечно, я тоже радовалась, что мама с нами, но чувство вины перед Улзы, который продолжал писать мне письма, не проходило, да и семейная жизнь с этим человеком была невыносимой. Это был страшный человек, каждую минуту попрекал меня куском хлеба, говорил, что «если бы не он, все мы сдохли бы с голоду, и мать давно бы съели черви», вот такие страшные слова я слышала каждый день.
А Улзы вернулся с войны живым и невредимым, весь в орденах и медалях, и сразу же приехал к нам домой. А мы с мужем уже жили на стоянке, в сорока километрах от деревни, пасли колхозных овец.
Сестры потом рассказали, что, услышав весть о ее замужестве, Улзы долго молча сидел, как пришибленный, потом сказал:
– А я еще не хотел верить, когда мне написали об этом.
Сестра объяснила ему, почему я вышла замуж за нелюбимого, что побудило меня. На это Улзы промолчал, потом резко встал и уехал потом в неизвестном направлении, забрав с собой старенькую