смотрела на него, а он спокойно сидел и жевал мясо.
Он все заранее продумал, увез куда-то детей, и сейчас бесполезно его уговаривать, все равно не скажет.
Наконец он насытился, встал из-за стола и сказал:
– А в милицию идти даже не вздумай, знаешь ведь, там все мои друзья, – и так злорадно усмехнулся, – а так, если не будешь дурить, я тебе денег дам немного, на первое время, вещи свои возьмешь и дуй – кати к своему любовничку.
…Тут Жалма Бодиевна неожиданно прервала рассказ, встала и вышла из комнаты. Доржо сидел и никак не мог поверить в услышанное. Но тут она вернулась и сказала:
– Вы простите, что я вам, почти незнакомому человеку, все выкладываю. Лицо у вас располагающее, да и не могу уже, чем дальше, тем хуже, спать не могу, все деток вспоминаю. Вот и ваши дети мне напомнили моих детей.
Она помолчала и добавила, отвечая на немой вопрос Доржо:
– Да, я оставила детей и ушла из дома. Я знала, что это не простые угрозы, что он так и поступит, как сказал, а так я думала, если останусь жива, я обязательно найду способ повидаться с детьми и забрать их. И я ушла, забрав свои вещи, но не уехала, как велел муж, а поселилась в небольшой гостинице на краю города. Я несколько дней караулила возле дома в надежде, что привезут детей, но бесполезно. А на пятый день, когда я опять крадучись пришла к дому, то увидела, что дверь настежь распахнута. Я испугалась, потом осмелилась и зашла.
…И тут Жалма Бодиевна разрыдалась в голос. Доржо испуганно вскочил, побежал за водой, подал бедной женщине. Та выпила воды, немного успокоилась и продолжила:
– Той ночью муж вывез все из дома и уехал в неизвестном направлении, забрав детей. Я тогда от горя чуть с ума не сошла, я побежала в милицию, но меня там даже и слушать не стали, сказав, что раз родной отец увез детей, это нормально. И еще, они были в курсе всего, потому что начальник тогда сказал:
– Он правильно сделал, что не доверил воспитание своих детей гулящей бабе. Я бы на его месте задушил бы.
При этих словах он так злобно на меня посмотрел, что я поняла, что здесь мне никто не поможет и делать больше нечего.
И Улзы я больше не встретила, ходила к нему на завод, сказали, что он уволился и уехал, куда, не знают.
– Вот так я осталась одна. Конечно, в деревне у меня остались родные, они бы меня приняли с распростертыми объятиями, брат вернулся с войны, но я не могла заставить себя вернуться в родные края. Я просто писала им письма, чтобы они не тревожились, описывала, как растут мои дети, которых на самом деле рядом не было. А потом написала, что мы с мужем и детьми уезжаем за границу, писать больше не смогу, и пусть не беспокоятся, у меня все хорошо.
Тут в комнату с хохотом вбежали ребятишки, и Жалма Бодиевна кротко закончила свой рассказ:
– Вот тогда я и приехала сюда, устроилась на работу, вот так и живу, одна-одинешенька, жизнь доживаю.
– А вы не пытались найти детей? – спросил Доржо.
– Пыталась, конечно, пыталась. Писала письма, рассылала куда только могла. И вот как-то пришел ответ, что они выехали за границу. Вот тогда я и написала