иду, снег такой хирачит, хирак – землянка, думаю: что за жопа? А от нас до них, получалось, где-то двенадцать километров. И я это по полям, по полям, просто шатался, ну выпил, дурак, конечно.
Захожу в землянку – там человек тридцать их сидит, укропчики. Я говорю: ну как, сдохнуть хотите, падлы? Они говорят: давай чаю попьём. – Ну наливай. Он себе наливает, мне наливает, старый там мужик сидит, я смотрю на него, когда он пить будет. Он выпил, я выпил. Я говорю: и чего будем делать? Он: пойдём сдаваться. И я иду, тридцать человек веду… Мне – по ебалу, блядь, Красный у нас, мудак ёбаный. Как дал, как дал: ты куда попёр, блядь?! По ебалу, весь нос выломал, сука – мент бывший, местный. Да он мудак просто – без его приказа я пошёл. Они меня сутки искали, а я с этими пришёл…
Я их девятого мая видел на площади, когда мне награждение делали. Нас награждали, а они там сидели в УСБ бывшем или я не знаю, где они там сидели. Но они хотели к нам сдаться, потому что заебли их местные тоже, правосеки эти. Там, получается, укропы стояли, а дальше – правосеки. Правый сектор, фашистами мы их называли. Я один раз только на них попал и обошёлся живой. Там получилось так, что мы тогда думали: „точка-У“ это будет, а нас послали в разведку в деревню Казачья. На их территорию, за тридцать пять километров на их территории, там чего-то произошло, мы поехали проверять.
Приезжаем, а там деревня вся вырезана, представляешь? На их территории вся деревня вырезана, не на нашей, на ихней. И там нашли бабку одну, она в погребе сидела. Рассказала, короче, пришли эти правосеки, Правый сектор, и говорит, начали судить их, женщин. Там даже собачьи бошки на заборах торчали, я вообще обалдел, я когда увидел, меня так тошнило. И мы – за ними и поймали их аж под Изюмом. Из двадцати пяти человек только девять живыми забрали. Те сдаваться не хотели, привезли их. И вот к Валерке Болотову привезли их, а он сразу восьмерых застрелил, а одного оставил, прямо в администрации.
А там пацаны от двадцати до двадцати пяти лет, вообще мальчишки. Но обдолбанные – ужас! Мы им когда от электричества скобки, знаешь, от электричества привязывают такие? Мы их связали когда, так они рвали у нас, мы по три штуки им привязывали, там силище дуровое. И вот одного он оставил. Так вот он двадцать дней после этого всю администрацию песком засыпал, в мешки загружал. Два КАМАЗа привозят, он за ночь эти два КАМАЗа на окна в мешках укладывает.
Там же в администрацию попала ракета с авиации укроповской и там много людей побило. И вот Валерка решил окна заделать такими мешками с песком. Вот двадцать дней – и потом помер. А днём ему кастрюлю одевали, а на нём свастика, всё набито, такой красавец, блядь. И вот они обколотые чем-то были таким, что я просто обалдел, там здоровья – уйма. Там получилось как: я одного убил, ему челюсть вырвало, а он улыбается ещё, смеётся надо мной, представляешь?
[Пленных] когда брали, били, когда мы их брали, пришлось убить. Там я одному даже в башку выстрелил когда – у него полбашки нет, а он идёт ещё, блядь, с лопаткой, пытается ударить. Я обалдел, я одному даже в грудь восемь раз выстрелил. Они