кабинет, где озабоченно спросила:
– У тебя все дома?
– В смысле? – Вика собралась обидеться.
– Да не в голове, дура. А дома, ну, в квартире.
– А что?
– Да ты понимаешь, мне главный тонко намекнул Данелию попасти: ну, там накормить, напоить. Смотри, – Ляля раскрыла шкаф, – я винища прикупила, он сухое любит, я тонко выяснила. А повести его некуда.
– Как некуда? А к тебе?
– Понимаешь, – Ляля замялась, – если бы просто посидеть-потрепаться, можно бы и ко мне. А мне бы его еще на ночь пристроить. У тебя же есть свободная комната, а у меня Вова ревнивый.
Вова был очередной Лялин жених, который бы, понятное дело, в такую тонкую театральную ситуацию не врубился.
– Постой, а почему это ему ночевать негде? – изумилась Вика. – Не слабо вы московских критиков принимаете!
– Да это все гребаная администрация! – Ляля любила «ясные» выражения, считая, что ей, как завлиту, все пласты родного языка должны быть и понятны, и близки. – Не смогли пробить ему одноместный номер. Вернее, пробили, но с завтрашнего дня. А он уперся. Лучше, говорит, я у вас в кабинете переночую. А то я знаю, говорит, как это бывает: въеду в двухместный и там и останусь. А мне главный, знаешь, какую обструкцию может устроить?! Зато ты бы и интервью у него дома взяла, чтобы не торчать тут до ночи.
Это было соблазнительно, и Вика принялась звонить домой. Ника был уже дома, один, будущим гостям и связанной с ними выпивке обрадовался и сказал, что, по его скромным подсчетам, отец, который иногда забегал проверить, не шалят ли великовозрастные дети, сегодня не должен появиться.
***
Полдела было сделано, осталось лишь «уговорить принцессу», то бишь Данелию. А что Ляля будет делать, если Данелия не согласится ночевать в незнакомом доме, поинтересовалась Вика.
– А куда он денется! Посмотри, какие мы с тобой забойные девки! (В Лялином кабинете висело большое зеркало.) Ну, а если не согласится, у меня все равно совесть будет чиста. А он, дурак, пусть тогда спит здесь, с пыльными пьесами. Сдвину ему вот эти кресла…
Но сдвинуть Ляля ничего не успела – прозвенел третий звонок, и они помчались в зал.
– Ну вот, Гавриил Александрович, – затарахтела Ляля, усевшись рядом с критиком. – Мы с Викой обсудили, как бы не покидать вас до самого утра.
Брови Данелии медленно всползли и поместились где-то посередине лба.
– Вы что же, Ляля, собрались переночевать со мной в вашем замечательном кабинете?
– Хуже, то есть лучше, – ответила Ляля, и, подмигнув Вике, быстро зашептала ему на ухо. А поскольку она шептала про Вику, то он на Вику и смотрел, легонько ухмыляясь в аккуратные усики…
Обсуждение спектакля прошло на высоком дипломатическом уровне. Данелия был изысканно корректен, отыскал в спектакле неоспоримые достоинства, а о недостатках сообщил так, как будто они были его собственные – и никого не обидел.
Вика