назад через столь опасные фьорды, а оставить его на время в гавани, они крайне уважительно предложили Тому отменить приём. Тому это было, честно говоря, на руку, и он сразу согласился, хотя, когда леди Джейн услышала об отмене визита блестящего молодого человека, её знакомого, все заметили на её лице оттенок лёгкого разочарования. Минуту длилось тягостное молчание, и Том никак не мог уразуметь, что она означает, и что в таком случае надлежит делать ему. Он умоляюще взглянул на лорда Хертфорда, который тут же дал ему какой-то знак, но Том так и не понял, какой. Всегда готовая помочь, леди Элизабет пришла ему на помощь со своей обычной легкой грацией. Она поклонилась и сказала:
– Не соблаговолит ли наш милый брат позволить нам покинуть его?
Том сказал:
– В самом деле, мои возлюбленные сёстры могут просить у меня что угодно, чего им только заблагорассудится, но я бы скорее дал бы им всё, что угодно за возможность проводить с ними бесценный досуг, однако не могу лишать их права покинуть меня! Да благословят вас святые угодники!
О, как Том смеялся своим потайным мыслям!
«Ха! Не оттого ли, что в своих книгах я всё время жил среди всяких коронованных шишек и принцев, я подучился этой цветистой тарабарщине лучше, чем они сами!«Когда великосветские львицы испарились, Том устало уставился на своих телохранителей и сказал:-Не будет ли угодно вашим светлостям, чтобы я позволил себе отыскать тут удобный уголок и отдохнул?
Лорд Хертфорд сказал:
– Разумеется, и мы, ваше высочество – к вашим услугам! Только прикажите нам, и всё будет исполнено! Вам очень необходим отдых, ибо скоро вам предстоит отправиться в Лондон! Не успел он коснуться звонка, как появился паж, которому было приказано пригласить в присутствие сэра Вильяма Герберта. Джентльмен вошёл и быстро провел Тома во внутренние покои дворца. Первым побуждением Тома было дотянуться до стакана с водой, но шелково-бархатный слуга остановил его, опустился на колено и витиевато предложил ему золотой поднос с чашей. Затем усталый узник сел и собирался было снять с себя башмаки, умоляя взглядом позволить ему это, но еще один облачённый в шелка паж опустился на колени, дабы обслужить его. Том сделал еще два или три попытки избавиться от чужой опеки, но, так как ни одна из них не увенчалась успехом, он, наконец, сдался со вздохом покорности и пробормотал:
– Чур, меня! Чур! Удивительно, что они ещё не дышат за меня! Наконец завернувшись в роскошный халат, он успокоился, прикорнул на диване, но не спал, потому что его голова была слишком забита всякими мыслями, да к тому же в комнату набилось слишком много людей. Он не знал, как отослать слуг, и они остались слоняться вокруг, к величайшему огорчению, как Тома, так и самих слуг. Выход Тома оставил его благородных опекунов в полном одиночестве. Некоторое время они размышляли, в молчании, расхаживая из угла в угол по ковру, затем лорд Сент-Джон прервал молчание:
– Говоря