какие вы видите в нем, но и многое другое. Вы не помните разве, как старый барон Марли, сойдя с ума, забыл вид своего собственного лица? А ведь он не расставался со своей физиономией в течение шестидесяти лет, и меж тем счёл, что оно теперь – чужое, нет, он даже стал утверждать, что был сыном Марии Магдалины, и что его голова была сделана из испанского стекла, и, к сожалению, он щадил никого, кто осмеливался прикоснуться к нему, потому что по его мнению любая небрежная рука могла разбить его. Успокой свои страхи, милорд! Это тот самый принц, я его знаю, как облупленного, и он скоро будет твоим королём! Имей это в виду и больше опирайся на факты, а не на дворовые сплетни.
В продолжении всего их разговора Сент-Джон как заведённый клял свою ошибку, а также неоднократно повторял, что теперь он раскумекал, где правда, а где ложь, и потому теперь у него нет никаких оснований для каких-либо сомнений. Наконец лорд Хертфорд проводил своего товарища, и сел, чтобы побыть в одиночестве. Вскоре и он так глубоко погрузился в размышления, что стал беспокоиться и, чем больше думал, тем больше беспокойство росло. Забывшись, он стал вышагивать по комнате, бормоча:
– Чушь! Он точно принц! Осмелится ли кто-нибудь на всей земле утверждать, что в разных семействах с разной кровью могут появиться столь удивительно схожие младенцы? И даже если бы такое произошло, совершенно невозможно, чтобы один из них очутился на месте другого! Нет, это безумие, глупость, просто глупость!
И добавил:
– Будь он самозванцем, он называл бы себя принцем, что естественно и разумно. Но жил ли когда-либо самозванец, который, будучи признанным людьми принцем, постоянно находясь подле короля, будучи принцем при дворе, стал бы при каких-либо обстоятельствах отрицать своё королевское происхождение и публично умолял бы отпустить его на все четыре стороны вместо того, чтобы когтями и зубами вцепиться в знаки королевского величия? Нет! Клянусь душой святого Свистина, это невозможно! Нет и ещё раз нет! Это настоящий принц, просто свихнувшийся!
Глава VII. Первый королевский ужин Тома
Чуть позже полудня Том вынужден был смиренно испытывать иезуитскую пытку облачения к ужину. Его одели точно так же, как и раньше, но все детали костюма были другими – от шляпы до чулок. Потом целая армия прислуги доставила его в просторный и богато украшенную залу, где уже был установлен стол. Мебель была перегружена золотом, украшена рисунками, которые были почти бесценны, это были работы Бенвенутто. Комната была наполовину заполнилась благородными слугами. Капеллан бойко отбарабанил неизвестную Тому благодарственную молитву, и голодный, как собака, Том уже собирался вонзить клыки в пищу, как граф Беркли отвлёк его и стал колдовать над его шеей, застёгивая на ней крахмальную салфетку. Это был официальный «Генеральный Застёгивальщик Королевских Салфеток На Шею Его Высочеству Принцу Уэльскому» и его высокопоставленная семейка вот уже несколько столетий весьма прибыльно кормилась этим