Наталья Александровна Глянцева

Дом с дверью в небо


Скачать книгу

затянутым:

      – А вы как хотите, чтобы к вам обращались: Роза или Вика, к примеру?

      – Ясно.

      – Ясен красен! – улыбнулся вдруг. – Смотрите, как все очевидно в мире.

      – Сколько вам лет?

      – А вы бы сколько дали?

      Я пододвинула стул, волоча деревянными ножками по полу, и села сбоку от Александра.

      – Я бы дала лет двадцать восемь, может, больше. Может, и тридцать. Иногда мне кажется, что у вас глаза лет на пятьдесят. Взгляд, в смысле.

      – А сколько вам бы хотелось?

      – Лучше меньше – двадцать пять.

      – Святая простота.

      Мне показалось, что он откровенно потешается.

      – Так сколько? – нахмурилась.

      Александр захлопнул газету и положил на подоконник, сцепил пальцы рук на скрещенных ногах и развернулся ко мне:

      – Выбирайте любую цифру. Не ошибетесь.

      Я цыкнула, покачав головой.

      – Боитесь идти в комнату и сидите со мной? – спросил.

      – Вас здесь все девчонки побаиваются. Вы что-то типа местной бабайки.

      Александр закинул руки за голову, сцепив пальцы на затылке.

      – Ясно, понятно. Да вот только сегодня вы под столом прятались от пьяного Вовки. А бабайка все равно – я. Где логика? У вас, девушек, логика отсутствует.

      – А вы не обобщайте.

      – Да без проблем: у вас, милая Роза, отсутствует логика.

      Я взяла газету с подоконника. Полистала. Две тысячи седьмой год. Уже. Вроде, только встречали двухтысячный.

      – Давайте так: я – русская. Такой ответ – хороший?

      Александр встал, кивком показал на стол.

      – Давайте сюда сядем, – и отодвинул два стула.

      Я села напротив него под торшер, мягко освещающий скульптурные черты его лица.

      – Я тоже был русским. Да вот только разве это ответ…

      Александр ломал зубочистки. Я скользнула взглядом выше: у него каменное лицо и бледные губы.

      – Был русским? Так не бывает, – возразила. – Россия – это диагноз. Мы все ею больны. Мы все ею заражены.

      Александр сломал очередную палочку и посмотрел веселым взглядом исподлобья. А я продолжила:

      – Если ехал в поезде сутки, смотря на покосившиеся крыши деревянных домов у кромки леса; если стоял в храме, и свечи таяли, и свет лился в полутьму из высоких окон, и пахло ладаном, и богоматерь смотрела утешающим строгим взглядом; если шел глубокой осенью по хрустящей листве, а с неба глядела затаившаяся под серой завесой неба зима… То все – болен Россией неизлечимо.

      Александр отодвинул вазу с воздушными искусственными пионами и придвинулся ближе, наклонившись корпусом, и произнес:

      – Так кто́ вы?

      – Что, неверный ответ?

      – Я хочу услышать разумный ответ. И немножко даже помогаю: наталкиваю на нужную мысль. Но вы не слышите ни меня, ни себя. Вы заражены собой. И чем-то еще. Я пока не понял, чем.

      Я тоже схватила зубочистку и сломала резко:

      – Вам говорили, что вы – нудила?

      – Говорили, – улыбнулся он. – Среди занудных типов, я, можно сказать,