«Дом этот страшный. Черный. Не людской. Жить там нельзя». Нет, ну ты представь мое состояние. Я дом хожу ищу, и тут мне такое говорят. Не мне, конечно. Но это же знак. Как думаешь? Я вообще таких совпадений полно знаю.
– А ты страшное что-нибудь заметила? – произнесла я и накрылась одеялом с головой, дыша теплым жаром в пододеяльник.
– Пока нет. А как тебе бабушка?
– Мне показалась хорошей, – ответила я, высунувшись.
– Все они сначала кажутся хорошими.
– Не скажи, моя последняя сразу была мерзкой особой.
– А моя последняя, – Оля зевнула, – была ничего так, смешная. Купит панталоны, разложит у меня на столе и скажет: «Погляди-ка, какие парашюты фильдеперсовые».
– Крутая.
– Храпела она тоже круто. А у нее – однокомнатная. Я с ней в зале спала. Храп был такой, что, казалось, стены дрожат. Вот правда. Сначала не знала, что делать, а потом приспособилась: здесь главное заорать неожиданно «Ой!». Бабка спросонок не поймет ничего, но храпеть перестает. Лежит, ворочается.
– Бедная, – хохотнула я, – утром давление скакало, наверное, после такого стресса…
– А я – не бедная?
– Обе вы. Бедные. Думаешь, охота ей было с тобой в одной квартире жить. А кушать-то хочется и коммуналку платить тоже надо.
– Да нет, – вздохнула Оля. – Мне кажется, дело не только в этом. Ей одиноко было.
Разбудил меня луч солнца, настырно заползающий под ресницы. И от этого потока золотистого вся комната в объятиях убаюканной показалась, теплом дыхания согретой. Словно дом принял меня и залил светом.
Нуар ночи отделился чертой. Перевернулась страница.
Я нехотя раскрылась и села. Кровать Оли – идеально застеленная. Словно моя соседка мне приснилась.
В коридоре наткнулась на серого кота, под ноги мне кинувшегося. И чуть не растянулась на тонком коврике с завернутым углом. Кот возмутился довольно мерзким голосом и прошмыгнул мимо.
– Как там тебя? Граф, что ли?
Аромат в доме стоял такой, что мой желудок отозвался совсем по-кошачьи. Судя по шипению где-то снизу, это были блины. М-да. А у меня на завтрак в руках кусок колбасы, завернутой в пакет. И то спасибо, что додумалась вчера с собой прихватить.
– Я тебе блинов испекла, – родственно похвалилась бабушка, когда я показалась на пороге кухни со своим пакетиком, качающимся в руке.
Я от удивления даже обернулась: это она мне́ сказала? Сзади не было никого. Надеюсь, баба Лида не хочет нас съесть, откормив предварительно.
И пока я отходила от удивления, она меня добила:
– И обувки твои почистила. Столько грязюки поналипало. Страсть. И где ты ее понабрала?
Я села за круглый стол, накрытый белой скатертью, положила перед собой пакет с огрызком колбасы. Огляделась.
Кухня была светлой и чистой, с большими деревянными окнами и уютным кисейным торшером над столом. Неработающий старый телевизор выглядывал из-под кружевной, крючком вязаной салфетки.
– Вон ведро мусорное, – кивнула бабушка на дверку под раковиной, – дюже вонюча твоя колбаса.
А