какой красавец. Спортился ты, ей-богу!
– Значит, не послушала меня девица…
– Нехай живет, я тебе говорю! Съехал бы уж.
Послышался звон чашек и ложек.
– Да не уеду я.
– Смерти ждешь моей? Только вот ты не из-за меня здесь. Из-за Натали.
Чайник снова стукнулся о решетку.
– Молчишь? Из-за нее, значит. Горемычный ты, Саша. Ох и горемычный.
Я выпрямилась, провела ладонью вниз по перилам и стала спускаться. Стараясь идти громко, чтобы не показалось, будто подслушивала.
И, проходя мимо кухни, замерла в пятне света. Смотрела на двоих, сидящих за круглым столом под качающимся куполом торшера. А они – на меня.
– Ты чего не заходишь, будто боисся чего?
Я качнула головой и, сделав шаг во тьму, раскрыла дверь ванной. Щелкнула выключателем и открыла кран. Смотрела в потемневшие свои глаза в овальном зеркале над раковиной. Холодная вода билась змеей о дрожащие руки, дробясь на сверкающие черточки, тая в воздухе.
У квартиранта бледные ресницы – почти белые. И кожа – пеплом посыпанная, словно из снега вышел. И черный взгляд на белом. Скульптурное лицо без возраста.
Я сложила ладони лодочкой, набрала воды и опустила в этот холод лицо. А когда выпрямилась вновь, отшатнулась от зеркала. Кто-то стоял за спиной, чуть выше моей головы. Я обернулась резко.
Просто полосатое полотенце, рыбой висящее на крючке.
Я выключила воду и услышала гулкое за стеной:
– Ты ее видела? Все хуже, чем я думал.
– Да что хуже-то? Разе сам не видал? Худющая. И вторая такая ж.
– Добром это не кончится.
После душа, уже в комнате наверху, дрожа то ли от холода, то ли от впечатлений, взяла стул за спинку, подтащила к двери и подсунула под ручку. Деревянный, рассохшийся от времени стул жалобно скрипнул.
– Семен Семенович, ну вы чего! – шепнула я ему. – Как скелетик хиленький. Мужайтесь.
Прошлась по безжизненной комнате. Доски деревянного пола тоскливо отзывались в такт моим шагам. Подошла к двери и прислушалась. Снизу доносился тихий, угасающий и немножко оживляющий клетки моего тела, успокаивающий храп бабушки.
Потом лежала на мягкой перине, накрывшись одеялом с головой, пока не почувствовала, что задыхаюсь. Тогда откинула край, вдохнув прохладный воздух. Послышалось движение в коридоре, обернулась на дверь и с бешено скачущим сердцем долго вглядывалась в черноту. На соседнем стуле горой сидело чудовище.
– Это просто моя толстовка, это просто моя толстовка, – сказала себе и упала спиной на перину; надо мной кружился черными пятнами потолок.
Разбудил меня страшный грохот на лестнице. Шум продолжался с минуту. Я резко села, закрывшись подушкой, как щитом.
Дверь усиленно толкали с обратной стороны, но стул – мой отчаянный защитник – сопротивлялся и жалобно скрипел. Мой единственный воин.
– Госпаади! Да что там такое! – в отчаянии возмутился девичий голос, в котором я сразу узнала Олю.
И вскочила облегченно, убирая стул и чуть не